..
Правда, после "Атаки в противогазах" зрители наградили музыкантов аплодисментами, но и вторую группу — "Арктика" — зал слушал с тем же
спокойствием верховных судей. Юная соседка Майкла тоже смотрела на сцену, не двигаясь, но лицо ее, как зеркало, отражало ее оценку каждого
музыкального пассажа — оно то озарялось удовольствием, наслаждением, радостью, а то искажалось гримаской, словно от зубной боли...
— Что с вами? — спросил он, когда в первый раз увидел это выражение на ее лице. — Вам плохо?
— Ужасно! Вторая гитара все время фальшивит!.. Позже, вспоминая начало своего романа с Полей, Майкл думал, что увлекся ею, что fell in
her, не тогда, когда на Ленинградском проспекте увидел ее зеленые, в обрамлении заснеженных ресничек глазки, а именно в эти минуты на концерте,
когда она так сосредоточенно, словно член профессионального жюри, слушала музыку этой "Арктики".
На Майкла эти русские джазмены не произвели впечатления. Он с трудом досидел первое отделение и в антракте тут же сбежал в буфет, чтобы
его юная соседка не стала снова совать ему деньги за билет. Но во втором отделении пел Александр Розенбаум, и это действительно было нечто!
Конечно, нужно прожить два года в Москве, переспать с двумя десятками русских девочек, выучить русский язык так, чтобы понимать соль русских
анекдотов, — и вот только тогда вам открывается сила и подтекст песен современных русских бардов: Галича, Высоцкого, Розенбаума...
Метелью белою, сапогами по морде нам — Что ты делаешь с нами, Родина, Родина, Родина?!!...
Сейчас, в самолете, вспоминая эти строки, Майкл уже не испытывал такого восторга и восхищения. То ли гласность в России выбросила теперь в
эфир песни и посмелее, то ли всем там сейчас уже не до песен. Но тогда, полтора года назад, на том концерте Розенбаума Майкл впервые за все
прожитое в Москве время вдруг почувствовал себя подключенным к единому электрическому полю этой страны, этого народа и этого зала. Песни
Розенбаума вдруг понесли его душу, как парус, полный морским ветром. Он понимал, понимал, понимал и чувствовал, не только подтекст, но и вкус
этих песен, и наслаждался этим, как наслаждается уверенный в себе пловец вкусом океанской воды на больших глубинах... И после каждой песни Майкл
уже вместе со всем залом (и своей соседкой, конечно), стоя аплодировал, кричал Розенбауму "Браво!" и "Бис", и спрашивал у соседки:
— Ну как? Правда, здорово?
— Еще бы! — улыбалась она — У него нет голоса, но музыкальность — шансонье! Классический французский шансонье...
Да, подумал тогда Майкл, как точно она определила: этот Розенбаум — первоклассный шансонье русской политической песни...
Неожиданно посреди не то пятой, не то шестой песни сзади послышался шум, крики, а затем в зал, прорывая милицейские заслоны, хлынула
гигантская толпа безбилетных молодых парней и девиц — в заснеженных пальто и куртках, в лыжных вязаных шапочках. Они шумно и стремительно
заполнили все проходы, а Розенбаум спокойно стоял на сцене с гитарой и терпеливо ждал — на его концертах такие эксцессы были, похоже, не
впервой. Конечно, разнаряженная партерная публика возмущенно зашумела, но безбилетники так плотно заполнили проходы и все пространство меж залом
и сценой, что милиция не могла даже протиснуться в зал, а не то, что удалить нарушителей.