Я не знаю, развел руками Мамонт. Просто тот был хороший парень, хоть и раздолбай, и телепень. А этот Холодный ты теперь, ненастоящий, вот что я тебе скажу. И не проси меня объяснить тебе эти слова, я этого и сам не смогу сделать. Просто ты спросил, а я ответил.
Устали вы, сказала вдруг Вика. Отдохнуть бы вам.
Да отдохну скоро, невесело засмеялся Мамонт. Поверь мне, девочка. Я и сам это знаю.
Да я ничего такого, Вика поняла, о чем говорит редактор и смутилась. Я в том смысле, что отоспаться, может, на лыжах походить, воздухом подышать
Мамонт махнул рукой, явно давая девушке понять, что он только и мечтает о том моменте, когда встанет на лыжи.
Ладно, идите уж, сообщил он нам. Спасибо, что не забыли обо мне. Правда тронут.
И я Мамонту поверил, хотя бы потому, что он никогда таким тоном со мной не говорил.
Нормально все будет, приободрил я его.
Забыл добавить свое вечное «наверное», в тон мне ответил Мамонт. А здесь оно было бы к месту.
Ну, не знаю, почесал я затылок. Таких, как вы, профи поискать и не найти, не только я это понимаю.
Все, вали отсюда, нахмурил седые брови Мамонт. И чтобы тихо было в помещениях во время пьянки. Никаких песен, воплей, и голыми по коридорам не бегать!
А что, раньше бегали? удивился Жилин.
А вон у своего начальника спроси! ткнул в меня пальцем Мамонт. Он тебе расскажет!
Харитон? вытаращила глаза Вика, Жилин же расплылся в улыбке.
Чего? встрепенулся я. Вы опухли оба? Это не я бегал тогда, это Эдик Рамазанов из креативной группы. К тому же он перед этим недели две квасил без продыха. И, между прочим, его потом на принудительное лечение отправили, правда, перед этим санитары полчаса по всем этажам ловили, пока у закрытого входа на чердак не зажали.
Все вы хороши, справедливо заметил Мамонт. И ты один из первых. Кто два года назад перед восьмым марта рекламщицам конского возбудителя в коньяк подмешал?
И что, были недовольные? осклабился я. Да и разницы в их поведении особой не было. Что с ним, что без него
Оч-чень интересно, Вика сузила глаза. А что еще было?
А еще Мамонт перехватил мой взгляд и замолчал. Все, валите отсюда, я сказал. У вас Новый год, у меня отчеты. Брысь!
Сдает старик, негромко подтвердила мои мысли Вика на обратной дороге.
Есть такое, согласился с ней я. Жалко.
Жалко. Вот интересно кто займет его место, после того как он уйдет?
Не знаю почему, но эти слова меня покоробили. Нет, по сути все верно, отчетливо видно, что он сам уже себя приговорил к отставке. А когда человек в такой ситуации опускает руки, его уже ничто не спасет от неизбежного. Как ни странно, но прописные истины они зачастую практически являются аксиомами. Если ты борешься до конца у тебя есть шанс вылезти из кувшина, как у той лягушки, что из молока масло взбила. А если плюнул на все и решил: «Будь что будет», то вероятнее всего, что ничего хорошего ждать тебе не следует. Применительно к данной ситуации, даже уходить можно по-разному. Можно тупо сидеть и ждать, когда придут революционно настроенные хозяйственники и гаркнут: «Кто тут бывший? А ну, с казенной мебели слазь». А можно все подготовить и уйти так красиво, что никто и не скажет: «Про Мамонта-то слышали? Сняли его!». Напротив, все будут судачить о том, что: «А Мамонт-то из «Столичного» как ушел? Красава!».
Но Семен Ильич не станет всем этим заниматься, он уже сдался. Жаль. Впрочем, легко судить других. Посмотрим, как ты будешь крутиться, когда под тобой почва пойдет разломами и снизу начнет припекать
В кабинете слышалась перебранка.
Господи, ну что за люди? картинно заломила руки Вика. На пять минут оставить нельзя сразу начинают собачиться.
Страха нет, степенно заметил Жилин.
Да что, мне их бить? возмутилась Вика.
Штрафовать, посоветовал Сергей. Это эффективней.
Кстати да, задумалась Вика. Это конструктивно.
Только не говорите, что это мой совет попросил Сергей Отравят, чего доброго.
Шумели все те же Соловьева и Шелестова. Они стояли друг напротив друга и напоминали двух базарных торговок, впечатление портили только дорогие платья. Неподалеку от них сидела на стуле маленькая Таша, которая с любопытством созерцала скандал, болтая ногами и поедая «оливье» прямо из салатницы, парни сгруппировались в другом углу, явно болея за Шелестову. Даже Петрович оживился, по его лицу гуляло нечто похожее на улыбку. Единственным сотрудником, кто смотрел на это все без интереса и одобрения, была тихоня Ксюша, которую Вика недавно пристроила к нам в редакцию. Впрочем, полагаю, что ее мнение по этому поводу мало кого интересовало, да и сама она явно ждала того момента, когда кончится так называемое «дежурное время» и можно будет сказать что-то вроде: «С вами здорово, но, я, наверное, уже пойду. У меня дела еще».
Слушай, я знаю, кого ты мне напоминаешь, ехидно улыбаясь, сказала Елена багровой от злобы Соловьевой.
Ну и кого? раздула ноздри и сжала кулаки та.
Высуни язык, внезапно попросил Шелестова.
Чего? глаза Соловьевой чуть не выскочили из орбит. Уж не знаю, кого Лена имела в виду, мне наша «мисс Прыщ» напомнила вареного крабика. И цветом похожа, и лицом