— Алекс, Вы погубите свою душу и мою… не надо…
— Да, хватит так печься о собственной душе! — с раздражением проговорил он, — Съездите в свой горный монастырь, покаетесь… Весь грех будет на мне, это я Вас принуждаю… Вы лишь жертва, герцогиня. Господь, таких любит, он Вас простит.
— Не богохульствуйте, герцог! — в голосе его супруги зазвенел такой метал, что герцог удивленно взглянул на нее.
— А Вы оказываетесь, не столь нежны, как казалось на первый взгляд, — иронично протянул он.
— Это точно! И если Вы сейчас же, пока не поздно, не измените своего решения… Ваша жизнь и жизнь Ваших дочерей будет похожа на кошмар. Вы будете жалеть о сегодняшней ночи всю оставшуюся жизнь! Одумайтесь, герцог!
— Так Вы угрожаете мне и собираетесь мстить? Я слышал, Вы долго жили в монастыре, и думал, Вы добрая христианка… и прощаете всех… — губы герцога изогнулись в усмешке.
— Не Вам судить меня, герцог… Насколько я добрая христианка, решит Господь. Я лишь предупреждаю, что подобное решение может стоить Вам очень дорого. И от моего прощения здесь не будет зависеть ничего, Вы сами никогда не простите этого себе… Сама жизнь заставит Вас раскается и не раз.
— Да неужели? Это Вас в монастыре научили так ловко прикрывать собственные намерения завесой жизненных предопределений? Я думал, там учат только читать молитвы.
— Герцог, мне не надо ничего прикрывать. Я заранее, открыто хочу предупредить Вас, что я не святая… и умею не только читать молитвы. Когда-то, с оружием в руках, я отстаивала то, что мне дорого…
— С оружием? — герцог пьяно расхохотался, потом встал и схватил супругу за плечи, — Так поднимите его, дорогая… Попробуйте самостоятельно защитить собственную честь сначала от меня, а потом от короля… Чего Вы ждете? Или заранее знаете, что Ваша попытка будет обречена на неудачу? Так я Вам скажу больше, она будет лишь смешна…
— Милорд, сегодня церковь и Господь благословили Вас стать моим супругом, они дали Вам власть надо мной… — голос герцогини вдруг обрел необычайную мелодичность и зазвучал тихо и проникновенно, — Если произойдет то, что Вы задумали, это разрушит все. Еще не поздно остановиться и все исправить… Подумайте, именно в Ваших руках сейчас наша судьба, наше будущее. Оно может быть светлым и прекрасным… Но один Ваш неверный шаг способен превратить всю нашу дальнейшую жизнь в пылающие руины.
— Алина, — герцог впервые назвал супругу по имени, — Вам бы проповедницей быть… Своей проникновенной речью Вы можете растрогать даже камни… Мне хочется пасть перед вами на колени и умолять указать мне путь в наше будущее, без пылающих руин и развалин… не будь я таким прагматиком, уже сделал бы это… — он мрачно усмехнулся, потом, разжав руки, вновь опустился на стул и, обхватив голову руками, тихо добавил, — Поздно, Алина… Слишком поздно… Я верю, что Вы можете сделать невыносимой как мою жизнь, так и моих дочерей… но исправить что-то уже невозможно.
— Милорд, еще не поздно! — она склонилась к нему и в свою очередь, обхватив его за плечи, несильно тряхнула, — Вы должны лишь поверить. Выход всегда есть. Господь не оставит нас!
— Странно только, что при этом участь Вашего первого супруга была столь горька, герцогиня! — приподняв голову и взглянув на нее, зло бросил он в ответ, — Вы ведь не можете не догадываться, что вся его вина состояла лишь в том, что он был обвенчан с Вами. Так почему же Вы не остались ему верны и не вернулись в монастырь? Вы покорились воле короля, герцогиня? Тогда почему не хотите покориться ей вновь?
— Я покорилась закону, а не прихоти и воле короля… — гордо выпрямилась та.
— В нашем государстве это одно и тоже, — иронично заметил герцог и сурово добавил, — Миледи, довольно препирательств, — он наполнил вином и осушил очередной кубок, — Превращать мою жизнь в кошмар Вы начнете завтра. А сейчас отправляйтесь в спальню и приготовьтесь достойно встретить короля, если не хотите, чтобы я привязал Вас к постели.
— Это Ваше окончательное решение, милорд? — каким-то очень отстраненным голосом спросила она.
— Да, миледи, — кивнул он, — Надеюсь, Вы исполните мою волю, и мне не придется применять силу. Позвольте мне сопровождать Вас.
Не проронив ни слова, герцогиня медленно вышла из залы, а герцог, поднявшись из-за стола, последовал ней.
Они медленно прошли по ковру из лепестков роз к лестнице, поднялись на второй этаж и приблизились к спальне. Герцог Тревор распахнул резную массивную дверь, пропустил вперед супругу, после чего закрыл дверь и запер ее торчавшим в замочной скважине ключом, затем положил его себе в карман и, спустившись вниз, пошел отворять ворота замка.
Всматриваясь в темноту, герцог старался расслышать стук копыт, ожидая появления короля. Он неподвижно стоял у приоткрытых ворот, когда рядом с ним внезапно из темноты возникла фигура, закутанная в дорожный плащ. Герцог выхватил кинжал, намереваясь всадить его клинок в незваного гостя, когда тот неожиданно поднял руку, и голосом короля тихо произнес:
— Нехорошо, Алекс, убивать гостей на пороге.
Спрятав кинжал, герцог почтительно склонился перед королем, пропуская его в замок, и запер за ним ворота.
— Я не сразу узнал Вас в темноте, Ваше Величество, — тихо произнес он.
— Герцогиня слишком дорога мне, чтобы я мог позволить хоть кому-то узнать меня, — ответил король, небрежным жестом сбрасывая на руки герцога дорожный плащ, Одет он был в скромный костюм мелкоземельного дворянина.
— Вы один и пешком, мой государь?