— На мой? — спросил лазутчик с удивлением. — Но я вовсе не стрелял.
— Как?! — вскричал Эдуард, делаясь озабоченнее прежнего. — Но выстрел, который мы слышали, разве был сделан не из вашего ружья?
— Нет, молодой человек, у меня остался в ружье тот же заряд, с которым я ушел.
— Небо, защити нас! Тогда, значит, враги снова напали на наш след!
— Но в какой стороне слышали вы выстрел? — быстро спросил Питер.
— Он донесся издалека, но все-таки как будто с острова.
— Нет, нет! Не может, быть, чтобы он был сделан на острове, а то бы я его слышал, — возразил Брасси. — Да сколько раз вы стреляли?
— Четыре раза.
— Я так и слышал: три раза быстро один за другим, а последний раз вот недавно.
— Это очень странно! — заметил Эдуард. — Но что же вы советуете теперь, Питер?
— Я думаю, самое лучшее будет идти в лес, где я уже развел хороший огонь и в это время услышал ваш выстрел, — отвечал лазутчик.
— Как удалось вам развести огонь после такого дождя? — спросил Эдуард.
— Я постоянно ношу в поясе кремень, огниво и трут; несколько сухих листьев, найденных мной под камнем, сделали остальное, — был ответ старого, опытного охотника.
— А лодка, Питер? Разве мы можем ее оставить, когда, может быть, индейцы близко? — заметил задумчиво мистер Штанфорт.
— Мы должны оставить ее или остаться около нее: нельзя же ее взять с собой, — отвечал сухо лазутчик. — По моему мнению, следует оставить ее, захватив с собой все наиболее нужное.
После короткого совещания предложение лазутчика было принято. Беглецы решили прикрепить лодку длинным канатом к ближайшему дереву, чтобы ее не унесло волнами, а все оружие, инструменты, съестные припасы, кухонные принадлежности, а также и большую часть одежды перенести на место стоянки так, что если бы лодка была открыта и украдена, то по крайней мере потеря не была бы так чувствительна. Так как все вышеупомянутые предметы не были особенно тяжелы и наши путники могли за один раз захватить их, то переноска их не причинила большой задержки — понадобилось лишь несколько минут, чтобы собрать все и вытащить на берег. Путники скоро миновали узкую песчаную береговую полосу и скрылись. Питер служил проводником и вскоре привел их к небольшой ложбине, где над выступом скалы он развел большой огонь.
— Здесь, — сказал он, снимая с себя ношу. — У этого пламени вы можете обсушиться и согреться, а также и соснуть, что, по моему мнению, гораздо лучше, чем сидеть на берегу и мерзнуть.
— Спать! — повторила мать Эдуарда с глубоким печальным вздохом. — Даже если бы нам нечего было бояться индейцев, то все-таки горе не даст мне спать.
— Да-да, я забыл того, кто не может уже прийти сюда с нами, — произнес с участием Брасси, вспомнив о трупе бедного Давида Штанфорта, лежавшего еще в лодке.
— Мария! — начал мистер Штанфорт, обращаясь к своей невестке. — Я думаю, нам следует похоронить Давида, пока не предвидится никакой опасности; мы не можем возить его с собой!
Напоминание об этом горестном, хотя и необходимом деле вызвало новый порыв печали у тех, для кого дорогой мертвец был все еще добрым, снисходительным отцом и супругом, дорогим братом и другом, и несколько времени только вздохи, тяжелые стоны и рыдания прерывали мертвую тишину ночи. Даже грубый, суровый лазутчик был тронут и отвернулся, чтобы скрыть слезы, выступившие против воли на его глазах. Наконец Амос Штанфорт взял молча пару заступов, дал знак Пелегу следовать за ним и пошел на берег, где начал свою печальную работу; скоро могила, последнее убежище его брата, была готова в мягком, сыром песке.
Мы не станем описывать погребение и страшную горесть присутствовавших: каждый из наших молодых читателей может представить себе печальное, достойное сострадания положение путников.