Тогда с демонской жестокостью дикари ударили женщин, чтобы научить их владеть своими чувствами; двое индейцев без малейшего сострадания принялись связывать ноги и без того бесчувственного Штанфорта, в то время как третий напрягал все силы, чтобы столкнуть в воду челноки Индейцы связали ноги мистеру Штанфорту, нагнулись и положили около себя свои мушкеты.
Питер, кровь которого кипела от гнева и желания мести за только что совершенный поступок, не мог улучить более благоприятной минуты для нападения; с диким криком выскочил он и, прежде чем пораженные дикари успели подняться, одного ударил по голове томагавком, а другому всадил нож в спину.
Затем схватил один из мушкетов, лежавших на земле, прицелился в третьего, и не успел тот опомниться, как он всадил ему весь заряд в грудь. Все это было делом одной минуты.
— Ура! Красные черти! — кричал лазутчик. — Подождите, вы еще узнаете Питера-Дьявола!
Но теперь ему некогда было изливать свой гнев; хотя индеец, в которого он выстрелил и упал на землю мертвым, но с другим дело обошлось не так легко.
Получивший удар по голове хотя и был ранен, но не потерял сознания, а другой также был еще в состоянии держать оружие. Между тем как первый бросился на лазутчика и ударил его так, что тот пошатнулся, другой схватил мушкет и выстрелил прямо в грудь Питера. Но, к счастью, ружье дало осечку; прежде чем он успел снова взвести курок, Питер и первый индеец катались по земле в смертельной борьбе; тогда он приготовился нанести удар охотнику, как только это будет возможно сделать, не поранив товарища.
В то время как женщины громко кричали от страха и ужаса, Пелегу, которого индейцы, принимая за безумного, связали не слишком крепко, удалось освободиться от своих уз. Когда он заметил, что раненный Питером индеец обернулся к нему спиной, он быстро прыгнул ему под ноги и ударил по ним так сильно, что тот потерял равновесие и покатился по земле. Пока индеец, ослабленный сильным кровотечением из своей раны, силился приподняться, Пелег поспешно схватил мушкет убитого индейца, приставил его к голове лежавшего, и вслед за выстрелом индеец покатился мертвым.
Это был решительный момент битвы, даровавший нашим друзьям полную победу; вслед за тем Питер приподнялся, весь окровавленный, но живой, а индеец, с которым он дрался, лежал мертвый.
— Ура! — прогремел лазутчик. — Белоголовый, это вы сделали, не правда ли? Ах, да, — прибавил он, когда Пелег указал на свой заткнутый рот, и поспешил вытащить затычку изо рта юноши.
— Ну, теперь, кажется, все обстоит благополучно, Питер? — спросил Пелег, получив возможность говорить. Благоразумная речь юноши удивила женщин едва ли не более самого их спасения и полнейшего освобождения от дикарей.
Охотник крепко пожал руку юноше, который после этого дела с дикими и в наших глазах сделался героем, и сказал ему:
— Да вы в самом деле молодец, Белоголовый, я говорил это раньше и всегда буду говорить то же; если я когда-нибудь услышу, что о вас отзовутся иначе, то я заставлю переменить о вас мнение. Это я вам обещаю.
Когда утихла первая радость от неожиданного освобождения, наши друзья обратили все свое внимание на бедного Амоса Штанфорта, который теперь пришел в себя и только что узнал о своем чудесном спасении. Так как он был еще очень слаб, то они заботливо положили его на дно челнока; вслед за тем и другие немедленно разместились в обеих лодках и отчалили от берега, где каждая лишняя минута могла подвергнуть их новой опасности.
Мать и сестра Эдуарда едва верили, что они вновь свободны и что опять увидят уже оплаканного брата и сына, а также и дорогую Мабель.
Четверть часа спустя с невыразимой радостью заметили наши беглецы лодку, которая стояла почти на том же самом месте, где оставил ее Питер, который возвестил о счастливом возвращении громким «Ура!».
— Это вы, Питер? — спросил Эдуард дрожащим голосом.
— Да, да, мой милый, это я и со мной два челнока.