Что он наделал, Виталий Иваныч?
Островерхов резко повернулся, взглянул на Наташу, вздохнул, снял плащ, бросил Исакову.
Извини, Наташа, он сел напротив нее, подождал, пока Исаков повесит плащ и вернется в комнату. Потом поговорим? Мол, не женское это дело? А кто тебя на этом диване полумертвого отхаживал? Кто тебя терпит, эгоиста, столько лет? голос Островерхова задрожал, он кашлянул, выпил вина, тяжело вздохнул. Наталка, ты знаешь, что он на ринг собирается вернуться? он кивнул, снова выпил. Не знаешь, конечно. Кто мы с тобой такие?
Наташа встала, взглянула на Исакова, но тут же поняла, что все сказанное правда. Она отвернулась, ей было стыдно за мужа. Он не мог допустить, чтобы эту новость Островерхову сообщил чужой. Исаков от ее поворота головы вздрогнул, как от пощечины.
Есть Исаков! продолжал Островерхов. Он принимает решение сам! Один!
Исаков, за минуту до того виноватый и расслабленный, стоял напряженный, смотрел на тренера жестко.
Верно, Иваныч. Я сам принимаю решения, он встал между тренером и женой. Один из твоих учеников убил человека.
Почему именно мой? возмущенно спросил Островерхов.
Ученик твоего друга. Тебе легче? Исаков почувствовал, что Наташа хочет выйти из комнаты, не поворачиваясь, перехватил ее, обнял за плечи. Извини! Я не успел тебе сказать.
Островерхов поднялся, не прощаясь, вышел на лестницу. Исаков, продолжая обнимать жену, шагнул следом, остановился в дверях.
Не разрешу! Островерхов начал спускаться.
Разрешишь! Исаков намотал на ладонь дверную цепочку, потянул ее с такой силой, словно хотел разорвать металл. Пальцы скрючились и побелели. Исаков посмотрел на пустую лестницу, повернулся к жене.
И ты разрешишь. У меня нет другого выхода, он освободил затекшую ладонь, хотел хлопнуть дверью, сдержался, закрыл ее мягко.
Стрелка секундомера щелкала, медленно ползла по кругу. Свистела резиновая скакалка. Островерхов со скучающим выражением смотрел на секундомер и на ноги тяжело прыгающего через скакалку Исакова. По лицу экс-чемпиона градом катил пот, как он ни старался скрыть, дыхание было прерывистым и коротким. Тренер выключил секундомер, пожал плечами, отошел в сторону. Исаков перестал прыгать, тяжело дыша, вытерся полотенцем и начал упрямо работать на груше.
Тренировавшиеся в зале не столько работали, сколько наблюдали за прославленным экс-чемпионом. Затем они вообще бросили тренироваться, собрались в кучу, получилось, что Исаков тренируется в зале один, а все стоят и смотрят. Боксеры шепотом переговаривались:
Так он же старик. Не дышит совсем.
Говорят, классный боец был.
Раньше все были классными. Послушаешь, выходит, никто не проигрывал. Одни чемпионы.
Красиво работает.
Чего красивого? Ему же сто лет.
Тридцать пять.
Я и говорю, что сто.
Увидев, что тренер направляется в их сторону, ребята неохотно разошлись по местам. Островерхов пошел по залу, от одного спортсмена к другому, делая замечания.
Тренировка в зале не получалась, боксеры следили за Исаковым, сами работали невнимательно и вяло. Островерхов хлопнул в ладоши и крикнул:
На сегодня все! Всем в душ!
Он подошел к Исакову, который упрямо продолжал бой с тенью, ударил ее «лапой» по плечу.
Прекрати этот цирк. Тренировку мне сорвал. От твоего дыхания в зале сквозняк. Двери хлопают.
Ты прав, Иваныч, все же заяви меня на Москву, Исаков вытер пот.
Они посмотрели друг другу в лицо: тренер угрюмо, исподлобья ученик, наоборот, вскинул голову, задрал подбородок.
Я все равно выступлю на первенстве Москвы, у тебя нет формальных причин мне отказывать, быстро говорил Петр, понимал, что говорит плохо, злился. Я заслуженный мастер спорта, член общества, врач меня пропустит. Извини, старина, тебе придется меня заявить.
Я все равно выступлю на первенстве Москвы, у тебя нет формальных причин мне отказывать, быстро говорил Петр, понимал, что говорит плохо, злился. Я заслуженный мастер спорта, член общества, врач меня пропустит. Извини, старина, тебе придется меня заявить.
Ты в своем уме? Островерхов от возмущения даже задохнулся. Ты с кем разговариваешь, мальчишка? Он повернулся, пошел из зала. Исаков догнал его и быстро заговорил:
У меня нет другого выхода! Пойми, старина, я ничего больше не могу придумать. Двадцать лет назад, Иваныч, ты мне сказал: «Запомни, Петр, в конце концов побеждает не тот, у кого крепче кулаки. Главное, идти до конца, подняться с пола, когда ноги не держат и встать уже невозможно». Ты говорил так, Иваныч? Ты говорил, я запомнил, продолжал Исаков. Это закон жизни. Надо уметь выстоять, суметь подняться. Сейчас мне надо драться, такая у меня работа.
А если он не придет? спросил тренер.
Он боксер моего поколения, он не удержится, чтобы не посмотреть, как будут бить Петра Исакова. Он человек с комплексом, возможно, завидовал мне. Он придет полюбоваться. Ты сам говорил, что все старики сбегутся.
А если нет? снова спросил тренер.
Иваныч, ты учишь людей драться. Один из твоих учеников либо ученик твоего товарища убил человека. Кто отвечает за это? Он может убить или изувечить еще кого-нибудь.