В Сокольниках была убита молодая красивая женщина. Ее прикончили прямо на пороге собственной квартиры. Когда это произошло, никто не знал – соседи ничего не замечали до тех пор, пока в середине дня один из них не обратил внимание, что дверь в квартиру Марины Станиславовны Гловацкой – так звали погибшую – приоткрыта. Она была приоткрыта и тогда, когда этот сосед, пенсионер Куракин, спускался в магазин за хлебом, и когда он через час возвращался, поговорив во дворе со стариками. На всякий случай Куракин заглянул в квартиру и сразу же увидел лежащее недалеко от порога тело. Убедившись в том, что женщине уже ничем не поможешь, он немедленно поднял тревогу.
Судя по всему, Гловацкая была убита рано утром. Кто-то позвонил в квартиру, и она открыла – то ли не проверив, кто за дверью, то ли ни в чем своих гостей не подозревая. Эта беспечность стоила ей жизни. Впрочем, у криминалистов сложилось особое мнение относительно двери, и они изъяли для исследования дверной замок, но результатов экспертизы Гуров еще не знал. В квартире было обнаружено множество отпечатков пальцев, но говорить о том, что хотя бы некоторые из них принадлежат убийце, было преждевременно.
Смущал и способ убийства. Не применялось никакого оружия. Убийца был настолько опытен и тренирован, что отправил свою жертву на тот свет голыми руками. На шее Гловацкой остались характерные следы – кто-то нанес ей сильнейший удар в область сонной артерии. Такая причина смерти не часто фигурирует в сводках.
Но самое странное, что в квартире убитой ничего не тронули – ни денег, ни золотых украшений, ни дорогих вещей. Создавалось впечатление, что убийца просто сводил счеты. Было в этом деле еще множество всяких мелких «но», однако Гуров считал, что прежде всего следует начать с личного окружения погибшей и разобраться в ее знакомствах и особенно любовных историях, которые при ее внешности, несомненно, имели место. В сущности, обычная работа, и никаких особых оснований нервничать у Гурова не было. Его личные пристрастия и неудовольствия касаются его одного.
Мрачно орудуя бритвой, Гуров размышлял над тем, каким теперь образом загладить вину перед женой. Так резко они еще никогда не разговаривали, и вполне вероятно, что Мария не захочет делать вид, будто ничего особенного не произошло. Худой мир, говорят, лучше доброй ссоры, но его еще нужно заслужить. И тем не менее ради этого придется сделать все возможное и невозможное. Осознав нелепость своего поведения, Гуров не собирался делать невинный вид – просто нужно было решить, с чего начать.
Пока он решал, отворилась дверь, и в ванную комнату вошла Мария. Гуров опустил руку с бритвой и оглянулся. Мария сделала то, чего он никак не ожидал, – она шутливо потянула его за лацканы пижамы, приникла к нему и с укором сказала:
– Ну что, все еще дуешься, злюка?
Он невольно ткнулся носом в копну ее густых темных волос и оставил на них следы мыльной пены.
– Я тебя испачкал, – сказал он виновато. – А за грубость прости ради бога. Я вел себя непростительно.
– Ты вел себя как неподкупный и суровый служитель закона, – грозно хмуря брови, сказала Мария. – Я сама виновата. Нужно было объяснить толком. Я попыталась выехать на эмоциях. Забыла, что милиционеры шуток не понимают.
– Ну, это уже перегиб с твоей стороны, – улыбнулся Гуров, у которого отлегло от сердца. – Мы всего лишь не любим, когда шутят с Уголовным кодексом. Так что там произошло с твоим двоюродным братом?
– С чего ты взял, что он мне брат? – удивилась Мария. – Генка Перфилов всего лишь сын моей троюродной сестры. Я даже не знаю, как называется подобное родство. Признаться, я даже его мать видела три-четыре раза в жизни. Правда, Генку чаще, потому что в этом плане он иногда проявлял инициативу, и весьма охотно. Дарил цветы к праздникам, то-се… Он человек творческий, можно сказать, публичный, и ему лестно иметь среди знакомых известную артистку Строеву… Он, между прочим, делал мои портреты, и довольно удачно, по-моему. К сожалению, ни один не сохранился – подарила кому-то.
– Интересно, кому это ты даришь свои портреты? – как бы между прочим спросил Гуров и тут же добавил: – Так он художник, этот твой Генка?
– Ну, в каком-то смысле, – кивнула Мария. – Но вообще-то он фотограф. Профессионал.
– Понятно, – сказал Гуров. – И чего же натворил этот профессионал? Какого рода помощь ему требуется?
– Ему нужен сыщик, – ответила Мария.
Гуров поднял брови.
– Гм, требуется сыщик… Довольно неожиданно. Обычно тем, кто влип в какую-то историю, требуется совсем другое…
– Да, он, похоже, влип, – согласилась Мария. – Но во что, не говорит. Хочет признаться тебе. Как профессионал профессионалу. Единственное, на что он намекнул, – это якобы его хотят убить.
– Убить? – удивился Гуров.
– Я тоже не очень в это поверила, – вздохнула Мария. – Дело в том, что надо знать Генку… Он заявился вчера в театр в совершенно ужасном состоянии – бледный, опухший, глаза блуждают. Костюм – будто корова жевала…
– Он пьет? – догадался Гуров.
– В том-то и дело! Поэтому я сомневалась, сказать тебе или нет. С пьяных глаз что угодно может примерещиться, верно? Зачем кому-то убивать Генку? Если закрыть глаза на эту его слабость, то милее и безобиднее человека не сыскать. Фотограф он хороший, нашел свою нишу, пользуется спросом… Да и, насколько я знаю, в этой среде как-то не принято избавляться от конкурентов таким варварским способом. Может быть, сейчас что-то изменилось?
– А кроме основной профессии, у него случайно нет других интересов? – спросил Гуров. – Может быть, он влез в какой-нибудь сопутствующий бизнес?
– Не думаю, – покачала головой Мария. – Он бы сказал… Да и не бизнесмен он по натуре. Он свободный художник. Обожает поваляться в постели, выпить, пустить пыль в глаза, любит женщин – и они его, кажется, тоже…
– Может быть, женщина? – предположил Гуров. – Обманутый муж, и все такое?
– Ох, не знаю! – вздохнула Мария. – Но он был очень расстроен. Просто ужасно. По-моему, все это очень серьезно.
– Ну, хорошо, – заключил Гуров. – Если все это настолько серьезно, почему он просто не обратился в милицию? Почему он пошел таким сложным путем?
– Это тебе такой путь кажется сложным, – заметила Мария. – Ты упускаешь из виду, что люди в массе своей не доверяют милиции. А тут все-таки родственник… И еще Генке, похоже, неудобно выкладывать кому попало подробности своей интимной жизни. Он даже мне ничего не сказал.
– А мне, значит, скажет?
– У него нет выхода, – пожала плечами Мария. – По правде сказать, он надеется на тебя как на бога.
– Ну, хорошо, пусть приходит в главк, – согласился Гуров. – Я скажу, чтобы ему выписали пропуск. Как его полное имя?
– Перфилов Геннадий Валентинович, – машинально сказала Мария и тут же добавила: – Дело в том, что я не знаю, как с ним связаться. Он не живет сейчас дома. Околачивается у знакомых и каждый день меняет явку. – Она слабо улыбнулась. – Так напуган. Он должен позвонить мне сегодня в театр.
– Тем лучше, – сказал Гуров. – Я сегодня наверняка задержусь. Как только он тебе позвонит, направь его ко мне. И пусть обязательно меня дождется, если это для него так важно.
– Для него это очень важно, – уверенно заявила Мария. – Он шарахается от каждой тени.
– Лишь бы это не оказалось белой горячкой, – с некоторым сомнением заметил Гуров. – Это не по моей части.
– Я тоже на это надеюсь, – вздохнула Мария. – Потому что еще неизвестно, что было бы хуже. Беда с этими творческими личностями! В их представлении творчество и водка неразделимы. Сколько творческих порывов погибло на дне бутылки – об этом они не думают…
– Ну, я-то знаю по крайней мере одну творческую личность, которая не имеет пороков, – улыбнулся Гуров. – Но, видимо, эта личность просто счастливое исключение. Будем работать с тем материалом, который есть. Что выросло, то выросло.