Как бы не так - Татьяна Полякова

Татьяна Полякова

Как бы не так

У Марка Твена есть рассказ, забавная такая рождественская история – как один врач помог больному бродячему псу. На следующий день пес вернулся к дому врача, но не один: привел с собой другого пса, тоже больного. Врач умилился собачьей дружбе и второго пса тоже вылечил. Через день возле дома сидели уже три собачки: врач больше не умилялся, но лечил. Так продолжалось довольно долго: собаки все прибывали, а врач тихо сатанел. В один прекрасный день он взял ружье и перестрелял всю собачью компанию, явившуюся к дверям его дома. Мораль: доброе дело никогда не остается безнаказанным.

Я вспомнила эту историю, потому что нечто подобное произошло со мной: я тоже имела глупость сделать доброе дело. Строго говоря, это не было добрым делом в том смысле, которое обычно вкладывают в данное словосочетание: вообще-то я выполняла свой долг, так мне тогда казалось. Мне и сейчас так кажется, несмотря на то, что последовало за этим.

Я, как и герой Марка Твена, по профессии врач, хирург, работала в областной больнице. В ту ночь я уже давно закончила дежурство, но домой не поехала – обстоятельства сложились так, что пришлось задержаться, причем надолго.

Дежурство выдалось хлопотное, я едва стояла на ногах и мечтала о том, как приду домой, встану под теплый душ, а потом завалюсь спать. На сутки, не меньше. Конечно, целые сутки мне ни за что не проспать, сплю я вообще мало, но мысль об отдыхе в тот момент согревала душу.

Я выпила стакан крепкого чая и перевела взгляд на часы, они показывали половину седьмого.

– Кто-нибудь займется этими проклятыми часами? – нахмурившись, задала я вопрос, разумеется, риторический. В ординаторской нас было трое: я, моя подруга Наташка, тоже врач, именно благодаря ей в ту ночь я все еще мыкалась в больнице, и медбрат Володя, которого в отделении уже лет пять звали просто Брат.

– Батарейки летят, менять не успеваю, – ответил Володя. Мужчина он крупный, медлительный и веселый. – Были часы механические, кому помешали? А эти… – он презрительно махнул рукой.

Пошарив на столе, под ворохом бумаг я обнаружила свои часы, взглянула на циферблат и присвистнула:

– Пора отчаливать.

Наташка слабо шевельнулась в кресле.

– Может, поспишь часок здесь, а потом поедешь?

– Нет уж, – заявила я. – О спокойном сне в этом заведении мечтать не приходится, а добраться до родного жилья я способна на автопилоте.

– Выспись как следует, – проявила заботу подружка, я согласно кивнула и направилась к двери. Наталья побрела за мной.

– Ты в воскресенье за Панькова дежуришь, – сообщила она. – Помнишь? – Я вздохнула. Конечно, я помнила, как и то, что сегодня пятница, точнее, уже суббота, потому отдохнуть, как задумала, опять не удастся.

Мы покинули отделение и через приемный покой вышли из больницы. Было темно, ветрено и оттого неприютно. Наташка поежилась:

– Темень какая, хоть глаз выколи. Давай, до воскресенья…

Мы расцеловались, я направилась к стоянке, где была моя машина, а Наталья осталась возле освещенного подъезда ждать, когда я отъеду и махну рукой на прощание. Года три назад на этой самой стоянке пытались ограбить нашего главврача, с тех пор весь персонал больницы испытывает обоснованные опасения, а мы привыкли провожать друг друга.

Сейчас здесь стояло всего три машины: мой «жигуленок», «Запорожец» медбрата и шикарная «Ауди» Вовки Звягинцева из гинекологии. Поговаривали, что ему досталась богатая невеста. Везет же людям, мне вот достаются только тяжелые больные.

Я отперла машину, в душе надеясь, что она заведется хотя бы с пятой попытки – аккумулятор давным-давно пора менять. Но если я куплю новый, то в отпуск вряд ли уеду дальше Наташкиной Снегиревки, а мне хотелось на юг. Я вздохнула, повернула ключ, мысленно канюча: будь человеком. Машина завелась с первого раза, я удивилась, а надо бы насторожиться: с чего бы это коварной богине удачи проявлять обо мне такую заботу?

Я выехала со стоянки, махнула Наташке рукой в открытое окно, прикидывая, какую избрать дорогу. Дело в том, что областная больница, в которой я работаю, расположена за чертой города в лесном массиве. Сюда можно добраться рейсовыми автобусами и троллейбусом, но они ходят редко и как-то неохотно. Есть, правда, маршрутные такси, эти снуют веселее. По шоссе до города километров пять, но существует еще дорога, через лес, напрямую. Она значительно короче, но и несравненно хуже. То есть дорогой она зовется совершенно незаслуженно. Наташка именует ее ослиной тропой, имея в виду меня как единственного, с ее точки зрения, осла, способного гробить здесь свою машину. По-моему, никто другой из персонала больницы проехать здесь даже не пытался. Подружка утверждает, что я принципиальный противник проторенных дорог, это не так, но, если есть шанс сократить путь, я всегда его использую.

Я притормозила на развилке, прикидывая, какую дорогу избрать сейчас. Короткая предпочтительней, но три дня назад там образовалась здоровая лужа, понадобился бы катер, чтобы пересечь ее. Я с большим трудом смогла ее объехать: на двух колесах вплотную к деревьям. Повторить этот маневр в темноте мне вряд ли удастся. С другой стороны, дни стоят жаркие и лужа могла обмелеть. Переключив фары на дальний свет, я свернула вправо и оказалась в лесу. Темень была такая, что мороз по коже, несмотря на духоту.

Будет гроза, решила я, до конца открыв окно, и подумала о луже: после хорошего дождя здесь точно не проедешь. Придется пользоваться шоссе, очень оживленным, с постом ГАИ в полукилометре от поворота к больнице. Местные стражи порядка на дорогах хорошо меня знают и частенько останавливают за превышение скорости, правда, до сих пор ни разу не оштрафовали: как-то рассвирепев, я пообещала, что, если кто-нибудь из них попадет в мои руки, живым не выпущу. Не знаю, действительно ли они восприняли мою угрозу всерьез, но с тех пор вредничать – вредничали, но расходились мы всегда по-доброму. Наш человек мудр и помнит: все под богом.

Однако лишний раз встречаться с ними особого желания не было, а потому дождь был бы весьма некстати, тем более что, по моим приметам, если дождь, то сразу и холод, а я в отпуск собираюсь. Размышляя таким образом, я высматривала лужу, она где-то посередине пути, то есть вот-вот появится. Я ехала не спеша, осторожно и, честно говоря, начала клевать носом, так что, если бы не лужа, я вряд ли бы его заметила. Но лужа беспокоила меня, и глаза я время от времени продирала. В той луже я его и увидела.

Он лежал прямо посередине дороги, раскинув ноги, и, странно вывернув голову, точно лежа на животе, пытался увидеть небо. Одна рука прижата к ребрам, а другая откинута в сторону. Ладонь как раз оказалась в луже. В целом зрелище мало приятное, но вполне обыденное. Недалеко отсюда свалка, где живут несколько бродяг, троих я знаю лично. Придется либо возвращаться, либо оттаскивать этого типа в сторону. Я тяжко вздохнула и заглушила мотор. Не могу сказать, что перспективы воодушевляли; вздохнув еще раз, я вышла из машины. Мысль об опасности даже не пришла мне в голову. Во-первых, я не пуглива, во-вторых, ценных вещей не имею, и взять с меня нечего. Если кому-то придет охота позаимствовать мою машину, так скажу прямо: не завидую я тому типу. Аккумулятор сдох, движок дымит, а задний мост устрашающе воет. Иногда я всерьез надеюсь, что какой-нибудь псих на нее позарится и я избавлюсь от проблем.

Когда я уже подходила к проклятой луже, меня внезапно охватило чувство близкой опасности, захотелось вернуться в машину: в голову лез всякий бред о сексуальных маньяках, нападающих на одиноких женщин. Я тут же себя одернула: маньяк должен быть большим оригиналом, поджидая одинокую женщину в месте, где никто не ходит и очень немногие ездят. Я усмехнулась, пытаясь вернуть себе уверенность, но беспокойство не проходило, потому к бродяге я приблизилась с осторожностью, не стала хватать за ноги и оттаскивать в сторону, а для начала оглядела его. Сразу же стало ясно: бродягой он не был. Одет в хороший костюм, причем не просто хороший, а, насколько я могла судить при свете фар, дорогой. На запястье часы, по виду золотые, а на пальце здоровый перстень с бриллиантом.