– Что ты сделал?! – вскричал Подгайцев. – Важный разговор, не видишь!
– Важные разговоры не ведут лежа. Важные разговоры не могут продолжаться больше минуты. Важные разговоры нельзя вести, засыпая и просыпаясь. Заткнись, Михей. Я пять минут стоял за дверью и слушал твой маразм. Впрочем, иногда он мне напоминал оргазм.
– Я говорил с женщиной, Саша!
– Стонать по телефону – это извращение. В постели стонать надо, даже если тебе этого и не хочется. А по телефону с женщиной можно обсуждать только три вопроса – где, когда и сколько. Где ты ее оседлаешь, когда это произойдет и сколько она за это запросит.
– С женщиной о деньгах, Саша, – это так пошло! – Подгайцев все еще обижался.
– Ты кретин, Михей! Разве я что-нибудь сказал о деньгах? Сколько – это количество алых роз, которые ты ей вручишь. Сколько бутылок шампанского вам понадобится на ночь. Сколько аметистов в ожерелье, которое ты для нее уже купил. Не спорь, Михей. Ты в этом слаб. В чем-то другом ты, возможно, сильнее, но здесь… Собирай своих охламонов, буду зарплату выдавать.
– Это другое дело! Так бы и сказал! – Подгайцев так шустро мотанулся по коридору, что его длинные волосы некоторое время развевались, не успевая упасть на плечи. – Орлы! – заорал Подгайцев во дворе. – Кончай работу! Начальство деньги выдавать будет!
Наскоро ополоснув руки, все собрались в конторке. Сам Заварзин светлым праздничным пятном возвышался за столом, который Подгайцев успел застелить старой газетой.
– Ну что, мастера… Славно поработали, славно заработали. – Заварзин вынул из бокового кармана пиджака новую пачку тысячерублевок, развернул ведомость, положил на нее шариковую ручку. – Начнем! Андрей, подходи! – Заварзин отсчитал пять бумажек, сдвинул их на край стола.
Андрей взял деньги и положил их в карман. Расписался. В ведомости стояло около десятка фамилий, хотя их всех вместе с Заварзиным и Подгайцевым было вдвое меньше.
– Что-то многовато нас здесь, – проговорил он удивленно.
– Так надо, – негромко ответил Заварзин.
– А я что… Я ничего. Тебе виднее. Мое дело маленькое. – Он сделал над собой усилие и посмотрел Заварзину в глаза. До этого Андрей все отводил взгляд, не находя в себе сил взглянуть прямо, в упор. Ожидал наткнуться на злобу, ненависть, боялся, что не справится с собой, но нет, все обошлось. В глазах Заварзина он увидел лишь улыбчивое ожидание. Ну-ну, дескать, что ты еще скажешь, что там у тебя еще приготовлено. Андрей отошел за спины ребят и сел в углу, считая разговор исчерпанным. Но Заварзин, увидев непокорность, сомнения в его действиях, решил продолжить.
– Ты прав, Андрей, мне виднее. Прав и в том, что твое дело маленькое. И совать нос, куда не положено, просто не стоит. Себе же в убыток.
– Все понял.
– А что касается ведомости, которая тебя так взволновала, то тут придется просто смириться… Так надо. У нас есть снабженцы, транспортники, слесаря. Мы должны их поощрять, правильно? Кроме того, есть и мертвые души. Как и в любой другой бухгалтерии нашей необъятной родины. Ты знаешь, что такое мертвые души?
– Догадываюсь.
– Не надо догадываться, Андрюша. Или ты что-то знаешь твердо и до конца, или совершенно не знаешь. Нарушение этого святого правила тебя уже однажды подвело. Подвело?
– Похоже на то, – уклончиво ответил Андрей.
– Не похоже, Андрюша, а так и есть. А мертвые души – это несуществующие работники. Наличие их в ведомости позволяет руководству, в данном случае мне, утаивать от государства заработанные деньги и уберегать их от налогов.
Феклисов захохотал, звонко хлопнув себя по обильным ляжкам, Махнач, как всегда, смотрел на Заварзина серьезно и настороженно, Подгайцев хмыкнул, поерзал на табуретке, хотел что-то добавить, но промолчал.
– Ладно, проехали, – сказал Андрей.
– Нет, еще не проехали. Дело в том, Андрюша, что все мы слегка мертвые души. Да-да. Про нас нельзя сказать наверняка – живые мы или уже нет. До каких пор живые, с каких пор нет… Подумай как-нибудь над этим в нерабочее время. Вопросы есть?
– Нет и не будет.
– Вот теперь вижу, что ты все понял, – удовлетворенно кивнул Заварзин, но чувствовалось, что его задели последние слова Андрея. Покорности в них было больше, чем требовалось. А излишек был уже вызовом. – Ты вот деньги получил, а ребята еще нет… Дуй к «мерсу» и неси сюда все, что найдешь в багажнике. – Заварзин вынул из кармана пиджака связку ключей. – Вот этот от машины.
Андрей вышел, ощущая нервную дрожь. Свернув в коридор, он только там решился рассмотреть ключи. Единственное, о чем пожалел, – не было под рукой пластилина, чтобы сделать оттиски. Он медленно брел по коридору, оглядываясь по сторонам, не подвернется ли чего, не окажется ли рядом хотя бы банки с солидолом. Хотел было пробежать в гараж, но в этот момент из распахнутого окна раздался голос Заварзина:
– Быстрей, Андрюха! Мы тебя ждем!
И ему ничего не оставалось, как направиться к машине. Открыв багажник, он увидел две большие дорожные сумки. Вынул одну, вторую, захлопнул багажник и, оставив ключи в замке, понес сумки в контору. Но едва вошел, Заварзин протянул руку.
– Давай, – сказал он.
– Что?
– Ключи.
– А… Они в багажнике остались… Сейчас.
И эта его хитрость не удалась. Но Андрей все-таки был доволен – он подержал ключи в руках, успел рассмотреть, некоторые сможет узнать. Заварзин водрузил на стол сумку, со звоном вспорол «молнию», победно осмотрел всех и, запустив обе руки внутрь, вынул сразу две бутылки водки.
– О! – завизжал Феклисов. – Живем!
Заварзин тем временем вынул еще две бутылки.
– Хватит для начала?
– Для начала хватит, – кивнул Подгайцев без улыбки.
– Еще останется, – пробормотал Андрей в полном смятении, он знал, что выпито будет все, оставлять недопитое в компании было не принято.
– Посмотрим, – беззаботно ответил Заварзин. И поставил на стол еще две бутылки. Посмотрел испытующе на Андрея. Тот посрамленно молчал. Но про себя подумал: «Грядет что-то страшное». Из другой сумки Заварзин выложил копченый окорок, две буханки хлеба, пакет с помидорами, несколько бутылок минеральной воды, алюминиевые тарелочки из ресторана – там лежали отбивные с картошкой.
– Хорошо, что у тебя не оказалось третьей сумки, – подавленно сказал Махнач.
– Третьей? – удивился Заварзин. – Как не оказалось… А где же она? А, понял! Держи! – Он протянул Махначу связку ключей. – Мотанись к машине, там на заднем сиденье еще кое-что дожидается. А то ишь, говорят… Нет, ребята, вы еще не знаете, с кем связались, вы еще узнаете, – бормотал Заварзин, но Андрей заметил – поглядывает, все-таки поглядывает в окно, где у машины возился Махнач. Значит, он с нее глаз не спускает и никому здесь не доверяет. А то, что дает ключи то одному, то другому, – это игра. Если не провокация. Но в любом случае – проверка. Дверь распахнулась, и в комнату ввалился Махнач с ящиком пива. Не в силах удерживать его на весу, он с грохотом поставил ящик в угол. Бутылки глухо звякнули, Заварзин победно осмотрел всех.
– Каково?
– Нет слов, Саша, нет слов! – восхищенно покрутил головой Подгайцев. – Неужели все это еще можно достать? Неужели где-то еще имеется в наличии?
– Кончай, Михей, причитать! Главное, чтобы все это имелось в наличии здесь. Сейчас. У нас. Остальные пусть разбираются сами. Мы никому не докучаем своими слезами. Пусть и к нам не лезут! – сказал Заварзин с веселой злостью. – Ребята, хочу перед вами повиниться… Вы получили по пять штук. А расписался каждый за пять с гаком. Все эти мелкие излишки я на свой страх и риск бросил на стол. Надеюсь, вы не в обиде, а? Жирный, ты как?
– Какая обида, Саша! За такой стол не жалко никаких денег!
Поглядывая на Заварзина, Андрей видел, что тому не терпится побыстрее сорвать алюминиевые пробки с бутылок и разлить водку по стаканам. Он даже мог сказать, сколько нальет Заварзин в каждый стакан – не менее половины. И произнесет какой-то пустой тост, и первым выпьет, и посидит некоторое время, закрыв глаза. Андрей уже знал – Заварзин время от времени напивался. То ли это было невнятное томление души, то ли за очередным запоем стояли более простые и будничные вещи. Во всяком случае, Заварзин мог месяцами появляться трезвым, щеголять с теннисной ракеткой, и не просто щеголять, а доводить себя до изнеможения на корте. Иногда Заварзин при самой соблазнительной пьянке оставался трезвым, попивая минеральную воду, посмеиваясь и глядя, как пьянеют и теряют разум его приятели. То вдруг сам прикатывал с водкой и, не обращая внимания на слабое сопротивление своих подчиненных, закатывал такую жестокую пьянку, что все потом три дня еще чувствовали в себе ее отголоски, хандрили и сочиняли способы выздоровления – от томатного сока и кефира до похмелки, которая могла оказаться куда более суровой, чем сама пьянка.