Позднее, когда агенты удалились, Рэйчел пришла домой и с раздраженным видом вытащила учебники.
– Представь, кто к нам сегодня приходил, – сказал Николас. И сообщил, кто именно.
– Ублюдки! – вскричала Рэйчел. – Ублюдки!
А через двое суток Николасу было видение.
Они с Рэйчел спали. Николас лежал на постели слева, ближе к двери. Растревоженный визитом агентов ФБР, спал он плохо, ворочался, его мучили какие-то смутные неприятные сны. Уже перед самым рассветом, когда комнату заполнили первые обманчивые лучи зари, он неудачно повернулся, прищемил нерв и, очнувшись от боли, открыл глаза.
Возле постели безмолвно стояла некая фигура, пристально глядя вниз, на него. Некоторое время фигура и Николас изучали друг друга; Николас охнул от изумления и сел. Тут же проснулась и закричала Рэйчел.
– Ich bin’s! – успокаивающе обратился к жене Николас (в школе он учил немецкий), желая сказать, что фигура – это он сам, хотя в возбуждении и не заметил, что говорит на иностранном языке, на том, которому учила его миссис Альтекка в старших классах.
Рэйчел, разумеется, не поняла. Николас начал поглаживать ее, однако продолжал повторять немецкую фразу. Рэйчел была растерянна и напуганна, не прекращала кричать. Фигура тем временем исчезла.
Позднее, проснувшись окончательно, Рэйчел не могла понять, видела ли она фигуру или просто отреагировала на поведение мужа.
– Это был я сам, – твердил Николас, – я сам стоял возле постели и смотрел на себя. Я узнал себя.
– Что эта фигура здесь делала? – спросила Рэйчел.
– Оберегала меня, – заявил Николас.
Он знал это наверняка – видел выражение ее лица. Никаких оснований для страха не было. У него сложилось впечатление, что фигура, то есть он сам, явилась из будущего – возможно, из некой очень отдаленной точки времени, – чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Впечатление было ярким и сильным, Николас не мог от него избавиться.
Отправившись в гостиную, он взял немецкий словарик и нашел использованную идиому. Конечно, все оказалось правильно. Она буквально означала: «Я – есть».
Они с Рэйчел прямо в пижамах сидели в гостиной и пили растворимый кофе.
– Хотела бы я не сомневаться, что видела ее, – повторяла Рэйчел. – Что-то же напугало меня. Ты слышал, как я кричала? Я и не думала, что могу так кричать. В жизни никогда так не кричала. Наверное, и соседям было слышно. Только бы полицию не вызвали. Я наверняка их разбудила. Который час? Уже светает.
– Со мной ничего подобного не происходило, – бормотал Николас. – Я просто обалдел: открыть глаза и увидеть себя… Настоящее потрясение. Интересно, с кем-нибудь такое случалось? Боже мой.
– Соседи так близко, – твердила Рэйчел. – Надеюсь, я не разбудила их.
На следующий день Николас пришел ко мне и обо всем рассказал, желая узнать мое мнение. Но рассказал обиняками: сначала заявил, что это идея для научно-фантастического рассказа – чтобы я не решил, что он спятил.
– Думаю, как писатель-фантаст ты в состоянии объяснить подобное явление. Что это – путешествие во времени? Параллельная вселенная? Существуют ли вообще путешествия во времени?
Я сказал ему, что это был он сам из параллельной вселенной. Он узнал себя – вот доказательство. Себя из будущего узнать нельзя, время сильно меняет внешний вид, черты лица. Никто не в состоянии узнать самого себя из будущего. Когда-то я написал об этом рассказ. Речь там шла про то, как к главному герою, собиравшемуся совершить какую-то глупость, явился с предупреждением он сам из будущего, а герой, не узнав себя в посетителе, убил его. Рассказ я еще никому не показывал, однако не сомневался, что его напечатают. Мой агент, Скотт Мередит, продал все, что я до сих пор написал.
– Пригодится тебе идея? – спросил Николас.
– Нет, чересчур заурядная.
– Заурядная!.. – Он расстроился. – Той ночью она вовсе не показалась мне заурядной. Думаю, пришелец хотел что-то сказать, сообщить телепатическим путем, но я проснулся и прервал передачу.
Я объяснил ему, что при встрече с самим собой из параллельной вселенной – или из будущего, если уж на то пошло – телепатия вряд ли понадобится. Не логично, ведь при такой встрече не будет языкового барьера. Телепатию используют при контакте разных рас; например при встрече землянина с обитателем иной звездной системы.
– А-а, – задумчиво протянул Николас.
– Явление было милосердным? – поинтересовался я.
– Ну конечно! Это же был я, а я милосерден. Знаешь, Фил, в некотором смысле вся моя жизнь ушла впустую. Что я делаю – в мои-то годы? Работаю заурядным продавцом в магазине пластинок? Посмотри на себя: ты профессиональный писатель. Ну почему, черт побери, я не способен на что-нибудь серьезное? На что-нибудь, исполненное смысла? Я мелкий служащий, нижайший из низших! А Рэйчел в один прекрасный день станет профессором. Не надо было мне бросать университет!
– Ты пожертвовал своей академической карьерой в благородных целях, ради борьбы с войной, – сказал я.
– Я сломал винтовку. Никакой цели не было. Просто на занятии по разборке оружия я потерял курок. Вот и все.
Я объяснил ему роль подсознания и указал, что он достоин всяческого уважения за мудрость и высокие этические идеалы своего подсознания.
– Не очень-то я в это верю, – ответил Николас. – Я теперь вообще ни во что не верю – с тех пор как ко мне пришли агенты ФБР. Они хотели, чтобы я шпионил за собственной женой! Думаю, именно этого они на самом деле добиваются – чтобы люди шпионили друг за другом, как в «1984», и таким образом распалось все общество. Что такое моя жизнь по сравнению, например, с твоей? По сравнению с чьей угодно?.. Знаешь, Фил, уеду я на Аляску. Я тут на днях толковал с одним типом из транспортной компании, так у них трижды в год туда идет яхта. Я уеду. Думаю, именно это хотел сказать мне мой двойник из будущего или из параллельной вселенной – что жизнь проходит мимо и надо ее решительно менять. Наверное, он как раз собирался сообщить мне, что именно надо делать, а я проснулся и все испортил. Хотя на самом деле его испугала Рэйчел – своим криком. Если бы не она, я бы сейчас знал, как организовать жизнь и обеспечить нужное будущее, а так я не понимаю даже, что происходит. Практически я бью баклуши. Какие у меня надежды? Что меня ждет впереди? Ничего, кроме сорока огромных ящиков с хламом фирмы «Виктор», на который клюнул даже Герб – из-за десятипроцентной скидки!.. – Николас погрузился в мрачное молчание.
– Как выглядели агенты ФБР? – спросил я, никогда в жизни с ними не сталкивавшийся. В Беркли все до одного боялись подобного визита, включая меня. Такие были времена.
– У них толстые багровые шеи и двойные подбородки. И маленькие глазки, словно два уголька засунули в тесто. Они не сводят с тебя взгляда. У них несильный, но ощутимый южный акцент. Они сказали, что вернутся поговорить с нами обоими. Наверное, и с тобой захотят поговорить. Рассказы у тебя левацкие?
– А ты их не читал?
– Я не читаю научную фантастику, – ответил Николас. – Я читаю только серьезных авторов, таких как Пруст, Джойс и Кафка. Когда фантастика сможет сказать мне что-нибудь серьезное, я буду читать и ее.
Потом он завел речь о достоинствах «Поминок по Финнегану», особенно заключительной части, которую он сравнивал с заключительной частью «Улисса». Николас был убежден, что никто, кроме него, не читал и не понимал Джойса.
– Научная фантастика – литература будущего, – сказал я ему в образовавшейся паузе. – Через несколько десятилетий полетят на Луну.
– О нет! – воскликнул Николас. – На Луну никогда не полетят. Ты живешь в вымышленном мире, Фил.
– Это тебе сообщил твой двойник из будущего? Или из параллельной вселенной?
* * *
Мне-то казалось, что именно Николас живет в вымышленном мире – продавец в магазине пластинок, который с головой ушел в литературу, весьма удаленную от реальности. Он так начитался Джеймса Джойса, что Дублин был ему ближе, чем Беркли. Но даже и мне Беркли казался не совсем реальным, а скорее, подобно Николасу, затерянным в мире фантазий. В Беркли жили политической мечтой, совершенно чуждой политической мечте остальной Америки; мечтой, подлежащей уничтожению – реакция все росла, ширилась и набирала силу. Такой человек, как Николас Брейди, никогда бы не уехал на Аляску – он был продуктом Беркли и мог жить лишь в гуще радикальной студенческой тусовки. Что он знал об остальной Америке? Я-то поездил по стране, был и в Канзасе, и в Юте, и в Кентукки и прекрасно видел: радикалы Беркли изолированы, они сами по себе. Да, они способны на некоторое время смутить покой американских граждан своими взглядами, но в конечном итоге почтенная консервативная Америка одержит победу. А когда падет Беркли, падет и Николас Брейди.