А беличьи колёса вражеского порока всё вращались. Неподъёмный груз поднимался. Рычаг, опутанный пращевыми ремнями, клонился к земле…
* * *
Ещё трижды обрушивались глыбы на стены. Трижды латинянский чародей силой магии подталкивал и направлял многопудовые ядра к цели. Но всякий раз на пути летящего снаряда в последний момент возникал незримый волховской щит. Каменные шары раскалывались и осыпались вниз, так и не достигнув крепости. А редкие осколки, что всё же перелетали через заборало, не способны были причинить кому-либо вреда на опустевших галереях и боевых площадках.
В четвёртый раз вместо валуна обслуга камнемёта принялась укладывать в пращевой карман пузатые глиняные горшочки. Из закупоренных крышек торчали длинные тряпицы. Очень похожие на фитили…
Горшков было много, и ложились они плотно. Кнехты на скорую руку сматывали тряпичные хвосты в один толстый жгут.
— Чего это они задумали, княже? — встревожился Тимофей.
— Дурное задумали, — хмуро отозвался Угрим.
Больше князь не произнёс ни слова.
«Может в горшки налито колдовское зелье? — гадал про себя Тимофей. — Хотя нет, вряд ли. От чужого колдовства крепость ведь защищена, и Михель уже должен был это почувствовать. Громовой порошок? Но у латинян его сроду не водилось. Горючая смесь? Греческий огонь? А вот это — да, это скорее всего. Каменных стен греческий огонь не сожжёт, но уж если залетит в город — не миновать пожаров.
Скверно. Очень скверно…
Латиняне возились долго. На этот раз при метательной машине осталось трое. Кнехт с факелом поднёс огонь к фитильному хвосту. Толстый пучок промасленных тряпиц занялся сразу. Над связкой горшков поднялся дымок.
Факельщик отскочил. Ударил молотобоец.
Вылетел запорный клин. Рухнул груз-противовес. Длинный рычаг дёрнулся к небу. Взвилась праща. Фигура в красных одеждах шагнула вперёд, взмахнула руками…
Пылающая гроздь — вертящаяся, разгорающаяся в полёте всё сильнее и ярче — устремилась вверх. Жирным чёрным шлейфом потянулся дымный хвост.
А потом… Потом случилось то, чего Тимофей никак не ожидал. Возможно, и Угрим — тоже.
Латинянский маг резко развёл руки. Огненная гроздь, повинуясь воле чародея, распалась на множество дымящихся шаров.
Теперь на крепость низвергалась целая россыпь зажигательных снарядов. Горшки разлетались всё дальше друг от друга, накрывая всё большую площадь.
На этот раз Угрим не стал дожидаться, пока огненный град приблизится к стенам. Одного магического щита — небольшого и прочного, способного остановить в полёте каменную глыбу было теперь недостаточно. Сыплющиеся с неба снаряды князь встретил судорожными взмахами рук — хаотичными и бессмысленными на первый взгляд. Но лишь на первый.
Шепча заклинания, Угрим торопливо размазывал волховскую защиту по воздуху — в тончайшую плёнку, в паутину, оплетающую пространство над укреплениями. Руки князя чертили полосу за полосой — слабые, ненадёжные, но густые и частые путы, пальцы пряли незримые нити, должные остановить или хотя бы отклонить дымящиеся горшки.
Каменное ядро, наверняка, легко прорвало бы такую преграду, но глиняные сосуды с горящими… догорающими уже фитилями были не столь велики и не столь тяжелы. Следовало только успеть поставить препятствие перед ними всеми.
Увы… Снарядов было слишком много. Князь спешил, но не успевал. За всеми — нет.
На невидимое препятствие наткнулся первый горшок.
Да, так и есть — греческий огонь!
Х-х-х-р-р-р-с-с-с! — лопнула глина. Тёмная жижа выплеснулась наружу, соприкоснулась с фитилём.
Пш-ш-ш-х-х-х! — из чёрных клубов рванулись алые язычки. Пламя брызнуло во все стороны. Огненная клякса полыхнула в воздухе, но так и не дотянувшись жгучим крапом до крепостных стен.
Клякса замерла, зависла на долю мгновения. И — заструилась вниз.
Но прежде, чем жидкий огонь коснулся земли…
Х-х-х-р-р-р-с-с-с! Х-х-х-р-р-р-с-с-с! — разбились о воздух ещё два глиняных сосуда.
Пш-ш-ш-х-х-х! Пш-ш-ш-х-х-х! — взвились и опали два новых огненных росплеска.
Снаряды сыпались один за другим, падали одновременно, по два, по три…
Х-х-х-р-р-р-с-с-с! Пш-ш-ш-х-х-х! Х-х-х-р-р-р-с-с-с! Пш-ш-ш-х-х-х! Х-х-х-р-р-р-с-с-с! Пш-ш-ш-х-х-х!..
Большей частью горшки раскалывались на подлёте к стенам. Некоторые не разбивались сразу, а увязали в упругих чародейских силках, замедляли движение и, отведённые от стен, скользили вниз. Своё пламя они расплёскивали уже у подножия скального основания.
Однако с полдюжины зажигательных снарядов всё же пролетели в прорехи волховской защиты. Дымящиеся шары упали на стену, за стену…
Тимофей только успевал вертеть головой, отмечая, где горит.
Огонь вспыхнул на шершавой поверхности скального монолита — в верхней его части, почти коснувшись окаменевших брёвен и воротных створок. Пылающие пузырящиеся ручейки поползли вниз, оставляя на камне жирные тёмные потёки.
Справа пламя объяло крышу угловой башни и протекло внутрь — на боевую площадку. Дико закричал оставленный там дружинник.
Слева — на соседнем пролёте стены — тоже полыхало вовсю. Здесь небольшой сосуд с горючей смесью угодил точно в бойницу, и пламя сразу охватило полгалереи. Ратников там не было, ну а окаменевшему дереву внешних стен огонь не страшен. Куда больше вреда он мог сейчас причинить строениям Острожца, расположенным за городскими стенами.
Мог — и причинял.
Два горшка, перелетев через заборало, упали в город. Один расплескал огонь под деревянной стеной детинца. Второй угодил в крышу княжеских хором. В обоих местах занялось сразу — сильно и быстро. Сухое дерево оказалось лакомой добычей для жидкого пламени.