Здесь не было широких проходов между огромными деревьями-колоннами, не было одиноко высящихся величественных гигантов, здесь царили мрачные молчаливые сумерки и даже в полдень, все лежало в тени, кроме редких полян и прудов со стоячей водой, где в густой тишине плавали одинокие водяные лилии, либо запутавшиеся в водорослях, либо покрытые тиной. Камень, брошенный в такой пруд, почти не оставлял кругов на воде, звук его падения, скорее, напоминал чавкание в темноте.
Один из солдат, выживших после того нападения индейцев, отзывался о болоте, как «ужасающей, жестокой, мрачной земле». И все же в болотах существовала жизнь, там обитали не только птицы и мелкие животные. На всем протяжении болот, а также на примыкавших к нему холмах водились не только белки, ондатры и норки, но и олени, волки, пантеры и черные медведи.
Там, где дорога Милл Крик отделяла мир людей и ферм от мира заболоченных джунглей, она разделяла мир Жана Лабаржа, одну часть этого мира он лишь посещал, в другой он жил и был самим собой. Болота были его первой площадкой для игр, затем школой и средством рискованного существования.
Жан ждал рядом с кипарисом и прислушивался. Лес — место, где царит тишина, однако у него много своих собственных звуков, которые хорошо знакомы охотнику. Раскачивающий деревья ветер, скрип ветвей, падение желудя или шишки, шуршание маленького зверька... Эти звуки Жан Лабарж знал, и чувствовал на подсознательном уровне, не обращая на них внимания. Он воспринимал только те звуки и движения, которые чужды лесу.
Человек, чьи следы он видел, был высоким и крупным, потому что расстояния между отпечетками были большими, а сами отпечатки глубокими, говорящими о том, что незнакомец непривычен к лесным путешествиям. Это стало очевидно Жану, пока он шел по следам, замечая, куда ставил ногу человек, и как он двигался. Больее того, этот человек не охотился и не просто бродил, а шел к известной ему цели на юге.
Никто не знал болота так, как Жан. Он вырос на ферме на краю болот, и прежде чем умерла его мать, приходил сюда постоянно, чтобы помочь собирать лечебные травы, которая она продавала в деревне. Теперь, когда ее не стало, он продолжал собирать растения и ягоды и относил их в деревню старику Дину.
В свои четырнадцать лет Жан был высоким, стройным подростком с большими темными глазами и лохмами курчавых, темно-каштановых, почти черных волос.
Плечи его уже стали широкими, хотя сам он оставался очень худым. По его росту, силе и легкой непринужденной походке можно было судить, каким он вырастет. Живя в лесу, Жан рано научился ходить так же неслышно, как лиса или пантера.
После смерти матери на маленькую ферму приехал работать дядя Джордж, но дядя Джордж был добродушным, общительным человеком, который любил веселую компанию и ненавидел одиночество хижины. Более того, он не любил работать точно так же, как любил бездельничать и бессмысленно трепаться. Мальчик спокойно воспринял его приезд, а когда в один прекрасный день дядя Джордж не вернулся из одной из своих многочисленных отлучек, он спокойно воспринял его отсутствие.
Оставшийся один в хижине, Жан продолжал жить, как обычно. Его дядя только раз появлялся в деревушке, где мальчик продавал большую часть мехов и трав, поэтому его исчезновение не вызвало особых комментариев: в нескольких часах ходьбы от болот располагалось несколько селений, и дядя мог находиться в любой из них. У Жана, одинокого, самостоятельного мальчика хватило здравого смысла, чтобы не распространяться об исчезновении дяди. В деревнях постоянные визиты Жана стали чем-то самим собой разумеющимся, и никто никогда бы не поверил — а может быть жителям деревни было все равно, — что он жил один.