Питер первым нарушил затянувшееся молчание:
– Отец, понимаю, тебе сейчас трудно. Все получилось гораздо хуже, чем я ожидал.
– Хуже? – переспросил ранчеро. – Хуже? – И он рассмеялся, но поперхнулся рвавшимся наружу хохотом и замолчал.
– Понимаешь, – спокойно продолжал Питер, – когда я увидел, что ты так ждешь от меня больших успехов на футбольном поле… конечно, после случившегося со мной я поговорил об этом со своим тренером и врачом. Они согласились, что будет лучше не разочаровывать тебя вот так сразу. Тогда они согласились, что есть один шанс из десяти, что я поправлюсь и с ногами у меня будет все в порядке. И вот я понадеялся на этот шанс – как последний трус! А солгав однажды, потом уже не решался выложить тебе все начистоту. Я вводил тебя в заблуждение теми своими письмами. Даже позволил бедному Тони Кроссли писать обо мне то, что на самом деле совсем не соответствовало действительности. Прости его! Он хотел как лучше!
Это было отзвуком далекого и недосягаемого мира, в котором сын Росса Хейла вот так запросто обращался по имени к великому Кроссли – чьи фотографии то и дело мелькали на страницах газет. Росс Хейл сидел молча, не говоря ни слова в ответ, на протяжении всего пути до дома мысленно переваривая сей примечательный факт, не чувствуя при этом, однако, никакой радости или облегчения.
Глава 6
Несчастный случай
Повозка катилась дальше, то и дело проваливаясь колесами в выбоины колеи, поднимая над дорогой облачка серой, легкой пыли, стелившейся по земле, и ранчеро казалось, что вслед за уже сказанным может последовать еще что-нибудь. У этого разговора должно быть продолжение. В конце концов, должны же быть еще какие-то объяснения, и Питер мог бы прямо сейчас, незамедлительно рассказать ему все как есть, от начала и до конца. И не важно, что решиться на признание всегда непросто; Питер обязательно сделает его!
Но Питер молчал. Похоже, он ожидал, что отец сам возобновит этот разговор. Так что Питер продолжал молча сидеть в повозке, теряя попусту время, а ухабистая дорога все бежала вперед, с каждым мгновением приближая их к дому.
Взявшие было поначалу довольно резвый темп мустанги теперь плелись, понуро опустив головы и еле переставляя ноги, так как подковы на задних ногах у них уже давно стерлись от частых поездок по этой вечно пыльной дороге. Интересно, как на протяжении вот уже стольких лет Россу Хейлу приходилось наблюдать извечную картину того, как эти коняги ненадолго останавливаются в том месте, где дорога идет в гору, а затем переходят на усталую рысцу, оказавшись перед спуском на противоположной стороне холма. И сколько раз он видел, как они замедляют бег или же спотыкаются на одних и тех же местах, и вдруг заинтересованно поднимают головы, учуяв сырость и прохладную свежесть воды, которой всегда веяло со стороны мельницы Мерфи и резервуара, до краев наполненного водой!
Питер Хейл был похож на молодого индейца, и его отец не без горечи подумал о том, что, возможно, он не так уж много и потерял. Взять хотя бы то, что его Питер вовсе не был тем красавцем, каким мог бы стать. Или, может быть, и это тоже было последствием недуга? Сердце Росса Хейла было разбито, и теперь ему начинало казаться, что приключившееся несчастье не только лишило его сына физических сил, но еще и исказило некогда миловидные черты его лица. Его квадратный, волевой подбородок, например, возможно, и не придавал бы ему столь жесткое и суровое выражение, будь он чуть пополнее. И никто не обратил бы внимания на осунувшееся лицо и ввалившиеся глаза, если бы только под ними не красовались темные круги, оставленные беспросветными годами страданий.
Да, Питер страдал. Сомнений в этом быть не могло. Но и осознание этого не облегчало того бремени, под гнетом которого находилась душа Росса Хейла. Конечно, было бы грустно, если бы его сын вдруг оказался законченным идиотом, не способным осознать, как много он потерял, сколь многого лишился из-за той роковой случайности!
– Расскажи, как это случилось, – попросил отец.
– Я был в горах вместе с Басситером – Диком Басситером. Это было летом после моего первого года в колледже. Мы с Басситером учились вместе, а познакомились еще в школе Хантли. Короче, мы были приятелями.
– Я этого не знал.
– Правда?
– Вообще-то за все эти годы ты не слишком баловал меня своим вниманием и письмами!
Краем глаза он заметил, как Питер слегка повернул голову, заглядывая ему в лицо, и, чувствуя на себе взгляд сына, Росс остался сидеть неподвижно, сосредоточенно глядя на залитую солнцем дорогу. Зубы его были крепко сжаты, и ни один мускул не дрогнул на лице под взглядом Питера.
– Ну так вот, – продолжал Питер своим тихим, бархатным голосом, – мы с Диком всегда были хорошими друзьями. Я довольно часто бывал у него дома. Был знаком с его семьей. И они меня тоже знали. Короче, все было просто здорово. Однажды мы купались в реке – знаешь, это была такая небольшая речка, которая протекала по землям поместья, принадлежавшего семейству Басситер. А еще там было огромное озеро, на дальнем конце которого гремели водопады.
С нами была младшая сестра Дика, Молли. Она сказала, что ей хочется поплавать выше по течению, над водопадами, и тогда мы направились туда. Но достаточно было лишь однажды увидеть то место, чтобы понять, что затея эта была отнюдь не безопасной. На поверхности воды течение было ровным-ровным, но очень быстрым на глубине. Оно мгновенно подхватывало все, что только ни оказывалось в реке, и тут же затягивало под воду, стремительно неся к водопаду.
Но предупредить Молли об этом мы не успели. Она, очевидно, твердо решила нырнуть в этом месте, прельстившись обманчиво спокойной речной гладью. Она бросилась в воду и поплыла, как вдруг течение подхватило ее и понесло вниз.
Дик закричал и бросился следом за ней. Но и ему не удалось справиться с течением. Я понимал, что шансов у меня практически никаких, так как Дик плавал лучше меня, гораздо лучше. Но не мог же я просто беспомощно стоять на берегу и бездействовать. Нужно было что-то предпринять. И тогда я бросился в воду.
– И тоже не смог справиться с течением? – мрачно спросил отец.
– Я был абсолютно беспомощен. От меня ничего не зависело. Я увидел, как девочку несет вниз по течению, к водопаду, и как потом она все-таки сумела ухватиться за каменный выступ и удержалась там. Я видел, как Дик протянул ей руку, и ей удалось подтащить его к себе. Оба они были в безопасности. Понимая, что не смогу добраться до них, я решил повернуть обратно к берегу и даже попытался грести. Но все было напрасным. Мне не удавалось побороть течение ни на минуту. Оно было сильным, словно упряжка норовистых мулов!
Тут он замолчал, и Росс Хейл заметил, что его сын сосредоточенно смотрит на одинокое облако, низко плывущее по небу и купающееся в золотистых лучах солнечного света.
– А потом? – спросил отец.
– А потом меня швырнуло вниз с высоты водопада, и, когда меня все-таки выудили из него, мои ноги оказались серьезно повреждены, как ты сейчас видишь и сам…
Вот и все. Стиснув покрепче зубы, Росс Хейл приготовился выслушать леденящие душу подробности. Такова уж привилегия инвалида – смаковать грустные детали недуга, приковавшего его к ложу. Но к немалому удивлению ранчеро, сын его, похоже, закончил свой рассказ и вовсе не собирался продолжать повествование.
Он упал вниз вместе с потоком воды и больше не желал говорить или вспоминать об этом. Переведя дух, Росс Хейл направил лошадей к воротам и передал вожжи сыну. Он видел, как тот окинул взглядом двор ранчо и дом, и заранее набрался мужества, ожидая услышать сакраментальную фразу, которая, на его взгляд, должна была обязательно последовать вслед за этим.