– Могу сказать совершенно точно, – скучным голосом произнёс ван Мурьен. – На моей памяти не сдано ни одной шкурки. Вся огнёвская пушнина уходит контрабандой.
– Браконьера взять, – коротко приказал Гариц.
И хотя ловля лесовика обещала продлить поход не меньше чем на день, никто не посмел возразить. Двое опытных солдат укрылись в засидке неподалёку от обнаруженной ловушки, остальные отошли на достаточное расстояние и приготовились к мокрой ночёвке, без костра и даже без лапника под расстеленной попоной, ибо малейший шум мог вспугнуть не только боровую дичь, но и владельца силков, которому сегодня из охотника предстояло стать дичью. Засаду можно было устроить и под утро, ясно ведь, что в ночи никто не станет проверять настороженную удавку, но Павий не хотел рисковать, опытный следопыт мог заподозрить неладное при виде сбитой росы или ещё каких, только ему ведомых примет. А упустить лесовика, значит, поднять тревогу, чего старому вахмистру хотелось меньше всего.
Впрочем, браконьер оказался на редкость беспечен. Он выдал себя издали мурлыкающей песенкой, а солдат обнаружил, только когда они насели на него и принялись крутить локти. Тут уже никакое сопротивление помочь не могло, и как ни извивался парень, его споро связали заранее подготовленной верёвкой и доставили к графу.
Ван Гариц долго рассматривал пленника, презрительно кривя губы и временами чуть заметно морщась, словно человек, которому во время важной работы мешает докучная муха. Наконец спросил:
– Что скажешь, братец?
– Развяжите меня, – потребовал парень ломким голосом. Всё в его облике представляло смесь страха и мальчишеской дерзости, что и неудивительно, если принять во внимание сокрушительную молодость браконьера.
– Успеешь.
Граф опять надолго замолк, потом спросил негромко:
– Ты хоть понимаешь, что тебя сейчас повесят? Вот на этой самой осине.
Браконьер не ответил, только глотнул судорожно, словно петля уже стянула его горло.
– Понимает, – догадливо произнёс ван Мурьен.
– Тогда советую говорить.
– Я не буду говорить связанным.
– Может быть, ты потребуешь, чтобы они все, – Гариц кивнул на солдат, – отошли подальше?
– Да.
– Люблю наглецов… можно подумать, это меня поймали в чужих угодьях на браконьерстве. Павий, развяжи молодого человека, и пусть все отойдут в сторону. Мне любопытно, как он станет разговаривать в этом случае.
Павий, чуть заметно усмехнувшись в усы, споро распутал хитрые узлы и отошёл, сматывая верёвку.
– Ну?.. – обратился ван Гариц к пленнику, но в этот момент тот прыгнул. Прыгнул из сидячего положения, не разминая ног, которые только что были скручены жёсткими путами. Немногие умеют совершать такие прыжки, и, казалось, парнишка сейчас скроется в лесу, но ван Гариц, только что сидевший на расстеленном конском потнике, точно также, безо всякой подготовки, метнулся наперерез, перехватив беглеца. Солдаты, издали следившие за происходящим, обидно захохотали. Уж они-то знали, на что способен молодой граф и заранее готовились к весёлому зрелищу. На мгновение два тела сплелись в клубок, затем граф поднялся на ноги, а неудачливый беглец остался лежать.
– Нехорошо… – протянул ван Гариц. – Вот она, мужицкая честность. Ему на грош свободы дай, вмиг убежит.
– Я не давал никакого слова, – хрипло произнёс браконьер.
– А я его и не требовал. Зато теперь ты знаешь, что убегать не следует. Так что, давай разговаривать, – ван Гариц уселся на прежнее место и принялся рассматривать сломанный ноготь.
– Чего нужно-то? – спросил пленник. Он тоже уселся в прежней позе, так что стороннему наблюдателю и поверить было трудно, что только что эти двое катались по земле, вцепившись друг в друга.