А с другой стороны, против фактов не попрешь. Этот инспектор, каким бы тоном он ни говорил, кругом прав. Да и тон у него, если разобраться и хорошенько все припомнить, был самый обыкновенный, человеческий и даже сочувственный. Это Юрию Владимировичу позавчера от огорчения померещилось, что инспектор как-то не так с ним разговаривает. На самом-то деле если кто и позволил себе некорректный тон, так это он сам, профессор Осмоловский.
Ведь что получается? Фундамент церкви, который они откопали, действительно старый. Да, предки строили на века, так ведь века и прошли! Без малого тысяча лет пробежала, а это, государи мои, срок солидный. И то, что соваться в подземелье, не укрепив предварительно своды, нельзя ни в коем случае, ежу понятно. А доктор Осмоловский – не еж, не дикобраз какой-нибудь, и пиломатериалы для устройства крепи он заказал чуть ли не неделю назад, когда вход в подземелье еще не откопали и неясно было даже, с какой стороны его искать и есть ли оно там вообще, это подземелье. И доски заказал, и подтоварник, и не его вина, что слово «срочно» для здешних аборигенов – пустой звук. Черти полосатые! Опять придется туда, к ним, идти – просить, уговаривать, ругаться, грозить. Взятку им предложить, что ли?
Разумеется, чуда не произошло, и никакими пиломатериалами на раскопе даже и не пахло. Уговорив себя, что ничего иного он и не ждал, Юрий Владимирович приступил к зарядке. Поначалу он еще отвлекался, то и дело поглядывая в сторону прямоугольной ямы в земле, а затем незаметно для себя увлекся – китайская дыхательная гимнастика, впитавшая мудрость тысячелетий и предназначенная как раз для приведения человека в состояние гармонии с окружающим миром, как всегда, сделала свое дело. Осмоловский успокоился, действительность утратила мертвенный свинцово-серый оттенок, мысленные горизонты очистились от грозовых туч. Задержка? Ну что же, это не первая и, надо полагать, не последняя задержка, с которой ему пришлось столкнуться в своей работе. В конце концов, глупо было ожидать, что вот сейчас, в разгар лета, когда спрос на стройматериалы прямо-таки ажиотажный, все бросят свои дела, пошлют к дьяволу заказчиков и по первому слову кинутся выполнять только что поступивший заказ какого-то там заезжего археолога – валить лес, пилить доски и срочно везти все это в кремль, на раскоп. Да ничего подобного! Конечно, придется подождать – пару дней, а может быть, и целую неделю. Ничего страшного в этом нет, у Юрия Владимировича сколько угодно другой работы. Он намеревался расчистить церковный погост – посмотреть, нет ли там интересных захоронений. Вот и пожалуйста, можно приступать хоть сегодня. И не можно, а нужно. А то, что вам, батенька, неймется поскорее сунуть свой любопытный нос в церковный подвал, так это ваша личная проблема. Как старший внук, второклассник, говорит: «Хочется – перехочется».
Старательно, в полном соответствии с методикой, вдыхая и выдыхая свежий утренний воздух, Юрий Владимирович продолжал украдкой поглядывать туда, где желтели кучи выброшенного землекопами грунта. Он уже видел, куда следует вбить колышки, которые обозначат границы будущего раскопа, и где пробить шурфы. А к тому моменту, как весь комплекс упражнений был выполнен, Осмоловский уже вновь преисполнился прямо-таки юношеского энтузиазма. Спустившись к реке и наспех окунувшись, он торопливо оделся и размеренной рысью побежал назад, в школу, где была расквартирована экспедиция, сгорая от нетерпения и даже не подозревая, какой сюрприз поджидает его из-за этой досадной задержки с пиломатериалами.
Глава 2
Корреспондент газеты «Экспресс» Алексей Дубов, писавший под псевдонимом Андрей Лесной, а среди коллег и знакомых известный как Дуб и даже Дубина, остановил отцовскую «Оку» там, где пыльная дорога, лениво петляя, начинала карабкаться вверх по все еще достаточно крутому, заросшему выгоревшей, жесткой, как проволока, травой склону крепостного вала. Вблизи приземистые стены и башни кремля, как обычно, производили чуть ли не пугающее впечатление: они были громадными, не по-сегодняшнему массивными и вовсе не такими приземистыми, какими выглядели издалека. Стоя тут, у подножия вала, можно было только пожалеть тех бедолаг, которые в незапамятные времена пытались взять эти каменные махины штурмом, не имея оружия более серьезного, чем какая-нибудь катапульта, собранная из скрепленных воловьими жилами бревен. Да, уж что-что, а строить предки умели, не то что нынешние горе-строители, которые, проектируя здание, заранее заботятся о том, чтобы его удобно было сносить.
Дубов покрутил ручку, подняв оконное стекло, по частям, словно снимая через голову тесную одежонку, выбрался из машины, запер дверцу и, как обычно, поспешно отошел в сторонку, старательно делая вид, что не имеет к этому ведру с болтами ни малейшего отношения. Он стеснялся ездить на «Оке», которая к тому же ему не принадлежала, но пока что она была единственным доступным ему средством передвижения.
Алексею Дубову было двадцать семь лет. Он имел красивые русые волосы, лицо, не обезображенное печатью избыточного интеллекта, и неплохую, несмотря на появившийся в последнее время животик, фигуру. На кожаном ремне, продетом в петли потертых синих джинсов, висели, как подсумки с патронами, чехлы с предметами, без которых Дубов не мог (или делал вид, что не может) обойтись: чехол с мобильником, чехол с цифровым диктофоном, чехол с фотоаппаратом, а также маленький кожаный чехольчик, в котором лежала зажигалка китайского производства, по виду ничем не отличавшаяся от легендарной американской «зиппо». Потрепанный, изогнутый по форме ягодицы блокнот в твердой обложке выглядывал из заднего кармана джинсов; две шариковые ручки, яркие, как елочные игрушки, высовывались из нагрудного кармана безупречно отутюженной мамиными руками светло-серой рубашки. На шее у Дубова, невзирая на жару, красовался строгий, без рисунка, галстук, на два тона светлее рубашки, а на носу сидели солнцезащитные очки в тонкой стальной оправе. Журналист, таким образом, был во всеоружии; потертые, но чистенькие джинсы намекали на демократичность (ребята, я свой в доску!), а галстук напоминал, что перед вами не праздношатающийся зевака, а представитель прессы – человек серьезный, солидный, находящийся при исполнении и без пяти минут официальное лицо. И даже обыкновенные солнцезащитные очки без диоптрий, благодаря своей форме и в особенности тонкой стальной оправе, придавали его простоватой располагающей физиономии недостающую интеллигентность.
Покосившись через плечо на машину, словно опасался, что «Ока» может, как собачонка, увязаться за ним следом и подпортить ему имидж, Алексей Дубов поправил узел галстука и двинулся вверх по дороге к распахнутым настежь воротам. Это был не первый визит журналиста к археологам. По правде сказать, он вертелся около экспедиции с самого начала раскопок, рассчитывая первым сообщить миру о какой-нибудь сенсационной находке. Поначалу грозный профессор Осмоловский, в своих старых солдатских штанах и грязной тельняшке, с повязанной несвежей тряпицей бритой головой и с бородой веником, похожий не столько на профессора, сколько на умирающего от истощения флибустьера-неудачника, гнал Дубова с раскопа чуть ли не взашей, а потом привык, притерпелся и перестал орать, поняв, по всей видимости, что отделаться от назойливого журналиста не удастся. Это он правильно понял. Если бы профессионального репортера, каковым Дубов себя полагал, можно было напугать интеллигентной профессорской бранью, журналистика как таковая давно прекратила бы свое существование.