Еще раз взглянув на Глеба, который казался с головой погруженным в изучение газетных сплетен, Ирина открыла свой роман и попыталась сосредоточиться на драматических хитросплетениях интимной жизни главной героини (которую, с ее точки зрения, нужно было придушить подушкой еще в колыбели, чтоб не мучилась сама и других не мучила). Смешнее всего было то, что данное литературное произведение приобрел с лотка не кто иной, как Сиверов, и прежде, чем торжественно вручить Ирине со словами «Оч-чень, очень любопытно!», сам прочел эту белиберду от корки до корки. Это была уже третья книга, купленная им здесь, и все это были так называемые «дамские» любовные романы без малейшей примеси детектива или хотя бы приключений (что, по крайней мере, было хорошо понятно: детективных сюжетов и всяческого кровопролития мужу хватало на работе). Один из двух предыдущих она с грехом пополам прочитала, а второй так и не смогла одолеть, в чем честно призналась мужу. Глеб поступил со вторым романом так же, как и с первым, то есть без комментариев выбросил в мусорную корзину; можно было не сомневаться, что точно такая же участь постигнет и ту книгу, которую Ирина сейчас держала в руках, и ту, которая, быть может, будет куплена после нее. Быстрицкая слегка побаивалась, что муж может привыкнуть к этому блаженному состоянию, и с легким трепетом ждала дня (вернее, вечера), когда Сиверов окончательно войдет в курортную колею и с удалым гиканьем присоединится к какому-нибудь хороводу, организованному массовиком-затейником из соседнего санатория.
Мало-помалу ей удалось сосредоточиться на чтении, но вскоре ее отвлек какой-то непонятный звук. Опустив на колени книгу, она повернула голову, и взору ее представилось странное зрелище. Глеб по-прежнему лежал в шезлонге, закрывшись развернутой газетой, которая мелко трепетала, а шезлонг дрожал, угрожающе поскрипывая пластиковыми деталями, как будто прямо под тем местом, где устроился Сиверов, разразилось маленькое, строго локализованное землетрясение.
Это, разумеется, было никакое не землетрясение, а всего-навсего одна из присущих Глебу Сиверову разновидностей бурного веселья. Он просто смеялся – на этот раз беззвучно, не привлекая ничьего внимания, хотя умел и хохотать во все горло, и даже откровенно ржать, как подросток. Ирина уже решила, что муж добрался до раздела анекдотов, но тут Глеб уронил газету на живот и, запустив согнутый указательный палец под очки, вытер им сначала правый глаз, а затем и левый.
– Ох, уморили, – сказал он, качая головой, шмыгая носом и все еще отдуваясь, будто бы в полном изнеможении. – Вот послушай, тебе это будет интересно.
– Ты думаешь? – с сомнением спросила Ирина.
– Уж ты мне поверь! Помнишь, по телевизору в новостях показывали сюжет про археологов? Ну, про то, как в Пскове откопали фундамент старой церкви.
– Ах да! Ну и что?
– Так вот, тут про них еще кое-что написано. Так сказать, в развитие темы.
– Здесь? В бульварной газете?!
Честно говоря, Быстрицкая не без труда припомнила, о каких археологах идет речь. Прошло уже несколько дней, и яркие курортные впечатления решительно затмили довольно серенький телевизионный сюжет о находке профессора Осмоловского. Кроме того, было трудно поверить, что составителей этого листка со сплетнями из жизни так называемого бомонда могла заинтересовать столь скучная материя, как выкопанная из земли в далеком северном городе груда булыжников. Вот если бы Осмоловский раскопал сундук с золотыми украшениями или звездолет пришельцев.
– Ну, я не думаю, чтобы их корреспондент отправился в Псков и прислал репортаж с места событий, – сказал Глеб, сворачивая газету вчетверо так, чтобы заинтересовавшая его заметка оказалась снаружи. – Вероятнее всего, кто-то из них проводит львиную долю своего рабочего времени, шаря по Интернету и выискивая интересный материал.
– Не понимаю, что интересного для своих читателей они могли найти в фундаменте псковской церкви тринадцатого века, – вслух высказала свои сомнения Ирина. – Тем более я не понимаю, что тебя так насмешило.
– А ты сама почитай, – с улыбкой предложил Глеб, протягивая ей сложенную газету.
Быстрицкая взяла ее, напоследок бросив на мужа недоверчивый – уж не очередной ли это розыгрыш? – взгляд. В глаза ей сразу бросился набранный жирным шрифтом крупный заголовок «Сенсационная находка археологов!». Восклицательный знак заставил Ирину будто наяву услышать голос мальчишки-газетчика из старого фильма.
Она начала читать, и уже через секунду брови ее поползли вверх, высоко поднявшись над оправой солнцезащитных очков.
– Они что, совсем спятили?! – возмущенно воскликнула Ирина, дочитав небольшую заметку до конца. – Надо же иметь хоть какую-то совесть! Поразительное невежество!
– Да, – посмеиваясь, согласился Сиверов, – следует признать, что на этот раз они превзошли самих себя.
Он сел в шезлонге прямо, по-турецки подобрал под себя ноги и снова закурил, глядя из-под пляжного зонтика на море.
– Идиотизм какой-то! – продолжала возмущаться жена. – Они бы хоть потрудились заглянуть в энциклопедию, хотя бы в школьную, прежде чем выносить на публику этот безграмотный бред! Тамплиер, похороненный в Пскове!
– Скажи спасибо, что они не поместили рядышком фараона, – посоветовал Глеб. – А впрочем, это скорее всего обыкновенная опечатка, элементарный газетный ляп. Я думаю, что они имели в виду рыцаря Тевтонского ордена. Или Ливонского. Уж кого-кого, а их в наших северо-западных землях полегло видимо-невидимо.
– Все равно это возмутительно, – сердито сказала Ирина, брезгливо отбрасывая сложенную газету к основанию зонтика.
– Ну вот, – не оборачиваясь, с оттенком огорчения в голосе произнес Сиверов. – Я хотел тебя насмешить, а ты возмущаешься. Нашла повод для раздражения! Люди просто зарабатывают, как умеют, стараются занять наш досуг.
– Если бы я так же профессионально делала проекты домов, как они свою газету, вряд ли хоть кто-то усмотрел бы в этом повод для веселья, – заявила Быстрицкая.
– Ну, так ведь газета – не дом, – возразил Сиверов. – Прочел и выбросил, а бумага все стерпит. И потом, я уверен, что твое. э. профессиональное совершенство с успехом компенсируют строители из братских республик бывшего Советского Союза, которые возводят дома по твоим проектам и делают это точно так же, как эти типы свою газету – как умеют.
– Вот за это, – с чувством произнесла Ирина, – тебя просто необходимо утопить.
– А уж вот это, – передразнивая, откликнулся Сиверов, – как получится.
– Я все-таки попробую, – проинформировала его жена. – А ну, марш в воду! Я не собираюсь тащить тебя за ногу!
– За ногу, – сокрушенно повторил Глеб. – На спине. По гальке.
– Кто сказал, что на спине?
– Значит, на физиономии? – Сиверов перегнулся с шезлонга, выбрал внизу камешек покрупнее и погасил о него окурок. – М-да. Жестокий вы все-таки народ – женщины! Видно, придется идти самому. Просто чтобы патологоанатомам было меньше работы. Они-то ни в чем не виноваты!
– Вьедь мы ж ни в чьем не вьиноваты! – произнесла Ирина хриплым голосом наркоторговца из кинофильма «Красная жара» и, привстав в шезлонге, выставила перед собой руки со скрюченными, как когти хищной птицы, пальцами.
– Ой! – закричал агент по кличке Слепой и, вскочив, побежал по горячей гальке туда, где лениво плескалось набегающее на берег море. – Ой, боюсь, боюсь!
– Ага! – крикнула ему вслед Ирина. – Попался! Трепещи, негодяй!
Смеясь, мгновенно забыв о глупой газетной заметке, едва не ставшей предметом очередного горячего спора, она побежала вслед за Глебом навстречу теплому, ласковому морскому прибою. Брошенная газета осталась лежать в тени у основания покинутого пляжного зонтика, шелестя уголками страниц под порывами легкого ветерка, с явным, но пока неосуществимым намерением улететь от стыда в глубь Евразийского материка.