И Богиня одобрила мой план путешествия.
Наверное, на пятый день пути я вышел к небольшой заболоченной поверхности. Примерно метров пятьсот. Сейчас бы мне это показалось пустяковым расстоянием, но тогда я думал, что не смогу преодолеть это препятствие. Я обреченно смотрел на пустое пространство, посреди которого была совсем небольшая возвышенность, заросшая осинами, и первой моей мыслью стало желание обойти препятствие стороной. Я помню голос Богини, которая с усмешкой сказала о том, что только слабаки идут в обход, и если я сделаю так, то она будет разочарована.
Сжав губы, я срезал ножом молодую березку, сделал из неё ровную жердь и пошел через болото. Я знал, как нужно идти — мы с отцом однажды слишком глубоко углубились в болото, когда собирали ягоды, и он мне рассказал и показал, что нужно делать, чтобы выжить. Однако теория и практика, как оказалось, могут очень сильно отличаться. Каждый шаг мне давался с большим трудом, уже метров через пять я шел по пояс в грязи, потом прыгал с кочки на кочку. Я смотрел на островок твердой земли, но он словно удалялся от меня. Солнце, до этого медленно двигающееся по небу, стремительно покатилось к горизонту. Его край уже зацепился за лес позади меня, когда я понял, что островок совсем рядом. Я приободрился, прибавил шаг, и, поторопившись, оступился.
Барахтаясь по грудь в вязкой грязи, я вдруг подумал, что на этом всё и закончится, потому что чувствовал, как бездна снизу медленно, но верно, тащит меня за ноги. Так бы оно и случилось, если бы не Богиня.
Она склонилась ко мне и улыбнулась. Затем посоветовала перестать паниковать, схватиться за жердь, которая лежала поперек омута, и тащить себя из трясины.
— Ты сможешь, потому что ты сильный. Ты должен это сделать, потому что я тебя жду вон там, — сказала она и показала рукой на островок.
Я вылез из трясины. Обессиленный, добрался до твердой поверхности. И, наверное, уснул.
Во всяком случае, я ничего не помню до следующего утра.
На другой день я очнулся, обнаружил себя лежащим на траве и улыбнулся солнечным лучам, согревающим меня.
Оставшаяся часть болота оказалась значительно проще, — я преодолел его за час. Потом был еще день пути, и я вышел к небольшой реке, за которой высились скалы Уральских гор. И пусть они были невелики, — для меня она казались неприступными и величественными. Конечно, я взобрался на одну из вершин, и, глядя сверху на окружающий мир, рука об руку с Богиней улыбался выполнению своей мечты.
Я иду по болоту и вспоминаю путешествие моей юности. Замечательное время и масса новых впечатлений. Я рад был увидеть отца, который с трезвыми испуганными глазами спросил меня, где я был. Единственное, что омрачило моё сознание по возвращении домой, — я обнаружил, что находился в походе не одиннадцать, а тринадцать дней.
Я так и не понял, куда делись два дня.
Однако эта странность достаточно быстро перестала меня волновать. В конце концов, может, просто я неправильно считал дни в лесу.
10.
Они снова шли по следу. Ночной отдых и общение у костра оказали на капитана Ильюшенкова магическое действие. Он перестал постоянно думать о Парашистае и о том, как будет его убивать. Он просто быстро шел за кинологом и смотрел по сторонам. Как ни странно, ему, городскому жителю, в лесу нравилось. Капитан пока еще не понимал, что конкретно, но — было хорошо.
Идти и чувствовать, как работают мышцы.
Смотреть на зеленый цвет хвои и листьев.
Вдыхать необычно приятный воздух.
И иногда думать о словах сержанта.
И, действительно, чего это вдруг он так разозлился на Парашистая? Бывало и раньше, что гибли его товарищи при задержании преступника. Случалось, что не всегда складывалось так, как хотелось, и не всё получалось из задуманного. Если вспомнить, он даже наступал на одни и те же грабли, получая раз за разом по лбу, но это только раззадоривало, но никак не злило.
Чего это он вдруг так раздухарился?
В конце концов, доктор Ахтин всего лишь обычный убийца, которому везет, и он выворачивается каждый раз, но — сколько бы веревочка не вилась, но конец всегда будет. Будет и на их улице праздник. Если просто убить Парашистая, то это будет очень легким выходом для него. Да, сержант прав, его надо поймать и судить. Для него, капитана Ильюшенкова, неважно, почему маньяк убивает, гораздо важнее, поймать, судить и посадить, чтобы преступник всю оставшуюся жизнь провел за решеткой.
— Дориан волнуется, — сказал сержант, показав на пса, который вел их по следу. Овчарка постоянно оглядывалась на людей, словно хотела что-то сказать и, натягивала поводок, будто он ему мешал бежать вперед.
— И что это значит? — спросил капитан, хотя и так понимал, что это значит.
— Он уже недалеко.
— Прибавить шаг, — дал команду капитан, и они перешли на бег.
Ильюшенков автоматически посмотрел на часы, отметив время — двенадцать часов пятнадцать минут. Они вышли на рассвете и уже около пяти часов идут по лесу.
Дориан замедлил бег и, повернув морду, посмотрел на хозяина.
— Парашистай здесь ел чернику, — сказал сержант, наклонившись к кустикам с остатками ягод, — и это было совсем недавно.
— Вперед! — махнул рукой капитан. — Давайте уже догоним его!
И они бросились дальше. Когда впереди появился просвет среди деревьев, капитан даже обрадовался, — если сейчас будет поле, то он сможет увидеть Ахтина и понять, насколько он от них далеко. Он продолжал думать, что скоро преследование закончится, даже когда они выскочили на край болота и, действительно, увидели далеко впереди маленькую человеческую фигурку.