Посмотрела на свой допотопный хронометр и раздраженно вздохнула: часы показывали полвосьмого. И мистер Лимпет, и его партнеры наверняка уже разошлись по домам.
Из-за двери доносилось затихающее эхо звонка. В сердцах Доун вжала кнопку до упора. После вчерашнего разговора с Кико Дэниэлсом она сразу же рванула в аэропорт, наплевав, между прочим, на работу в Виргинии. И что, все равно опоздала?…
Господи, да расслабься же наконец. Представь, что тебя видит народ со съемочной площадки, ведь позора не оберешься. Вспомни — в киношных кругах тебя называют не иначе как «мисс Стальные Нервы».
Потеряв остатки терпения, Доун вытащила из кармана мобильник. В тот же миг массивная дверь распахнулась. Девушка замерла, всмотрелась в темный проем, но увидела лишь пустоту. За дверью никого не было.
— Есть кто живой? — спросила Доун, но в ответ услышала только отзвук собственного голоса.
Она застыла на месте, не зная, что предпринять. Войти? Или послушаться проснувшегося в кои-то веки голоса разума и отойти от греха подальше?
Вдруг откуда-то снизу послышался громкий вздох. Доун вздрогнула, опустила глаза и увидела карлика, который стоял, подбоченясь, и смотрел на нее с таким раздражением, что ей тут же захотелось извиниться неизвестно за что.
У незнакомца были светлые волосы, круглые голубые глаза с длинными ресницами, губки бантиком и ямочка на подбородке. «Очень даже ничего», — решила Доун.
— Чего тебе? — проворчал он знакомым царапающим голосом.
Кико, тот тип, что звонил ей вчера? Нерешительность гостьи ему не понравилась.
— Ну что уставилась? Что я тебе, букашка под стеклом?
— Нет, — прошептала она, пораженная грубостью незнакомца. Ничего себе. А она-то думала, что давно разучилась удивляться, недаром снялась в четырех фильмах и трех телешоу, в которых участвовали и карлики, и великаны, и прочие экзотические персонажи — например, женщина, умеющая натягивать на голову собственную губу. Да и можно ли удивить человека, который целыми днями врезается в стены, выпадает из окон и сражается со злодеями и монстрами, раздавая направо и налево пинки с разворота?
— Ну и?… — спросил лилипут.
Она сдерживалась, стараясь не скатиться к своей фирменной манере уверенной в себе личности. К стервозности, то есть. Фрэнк частенько повторял, что к людям следует относиться «по-человечески», если, конечно, эти люди не напрашиваются на хороший пинок. (Правда, ему пришлось повторять это долгие годы, прежде чем дочь усвоила наконец значение этого слова.) Поэтому теперь, хотя хамство незнакомца ее и разозлило, Доун решила, что эта ситуация как раз из тех, где надо бы поступить «по-человечески». Она протянула руку и слегка наклонилась, чтобы человечку не пришлось для рукопожатия вставать на цыпочки.
— Я Доун Мэдисон, дочь Фрэнка.
Он посмотрел на нее так, будто Доун протягивала ему дохлого скунса. А потом повернулся спиной, и ее рука повисла в воздухе, как спущенный флаг.
— Наконец-то, — буркнул он через плечо, удаляясь. — Думали, не дождемся.
Ну и ну. Теплый прием, ничего не скажешь.
Может, она заслужила его недовольство? Провинилась в чем-нибудь, помимо того, конечно, что принеслась сюда на всех парах? Или, хуже того, Фрэнк что-то натворил?
Доун шагнула за порог. Стоило закрыть за собой дверь, как девушку окружил полумрак: темный холл освещали только лучи предзакатного солнца, едва пробивавшиеся сквозь толстые занавески. В воздухе чувствовался какой-то слабый запах — такой бывает в старых домах, в стенах, которым есть что рассказать. Смесь затхлости, увядших роз, старого дерева и лимонной мастики, не теряющей надежды замаскировать прошлое своим тусклым блеском.
Как только глаза привыкли к темноте, Доун обнаружила, что стоит под огромной кованой люстрой — как и положено, с оплывшими свечами.