Однако «Тартарен» написан не только для того, чтобы порадовать читателя искрящимся провансальским юмором. За внешней развлекательностью романа скрывается много глубоких обобщений, тонких зарисовок современной действительности. Так некогда Рабле сравнил свою книгу о Гаргантюа и Пантагрюэле с причудливым и затейливым ларцом, который скрывает бесценное содержимое. «А посему, – говорил он, – раскройте мою книгу и вдумайтесь хорошенько, о чем в ней говорится. Тогда вы уразумеете, что снадобье, в ней заключенное, совсем не похоже на то, какое сулил ларец; я хочу сказать, что предметы, о которых она толкует, вовсе не так нелепы, как можно было подумать, прочитав заглавие».
У книги Доде есть много общего с книгой Рабле, и Анатоль Франс не без основания заметил, что Тартарен – такой же «народный тип, как Гаргантюа». Но есть у Доде и другой предшественник – Сервантес с его несравненным «Дон Кихотом». Только в Тартарене соединены оба героя прославленного испанца – Дон Кихот и Санчо Панса.
Доде создал тип большого общественного звучания. Вспомним, что писатель и сам к этому стремился, когда сразу же после посвящения поставил следующие слова: «Во Франции все немножко тарасконцы».
Как всегда, Доде идет от конкретных наблюдений. Через пятнадцать лет после опубликования романа он точно указал родину своего героя. Она лежит в милях пяти-шести от Тараскона. «Там, будучи еще ребенком, я видел, как чах баобаб в горшке из-под резеды… Именно там пели дуэт из „Роберта Дьявола“…»
Доде изображал действительную жизнь южного провинциального городка, мещанскую узость интересов его обитателей, которые охотятся за фуражками, играют в карты, поют забытые романсы, сплетничают, болтают, фантазируют, для которых прибытие зверинца – уже целое событие, запоминающееся на всю жизнь. Тартарен – кость от кости этих добродушных, тупых и самовлюбленных обывателей. Однако он всех их превзошел не только своим диковинным садом, где растут карликовые баобабы, пальмы, берберийские фиговые деревья, и не только редкостным оружием, развешанным на стенах его кабинета, но и своим фантазерством. Тартарену достаточно помечтать о чем-либо, чтобы желаемое принять за действительное. Он только собирался поехать в Шанхай и уже поверил, что эта поездка состоялась. Быть героем Тараскона очень удобно, так как для этого не требуется ни усилий, ни забот, ни риска. Фантазия Тартарена делала его похожим на Дон Кихота. Он проглатывал множество книг об экзотических странах, мечтал о подвигах, о геройстве. Но то был один из Тартаренов. Другой Тартарен – Тартарен Санчо Панса – любил покой, обильную еду и хорошую постель. Только тогда, когда слава «великого» человека подверглась испытанию, он решился покинуть Тараскон и отправился в Африку.
История всех приключений Тартарена могла бы остаться историей местного значения, если бы не характер Тартарена и не наблюдательность его автора.
Вторая империя благоприятствовала расцвету мещанских вкусов, пустозвонству, показной красивости. В духовной жизни страны преследовалось все передовое и свободолюбивое. Вместе с тем французский буржуа чувствовал себя при режиме Наполеона Третьего вполне удовлетворенным и спокойным за будущее. Героическая пора его жизни ушла в прошлое, и слово «революция», которое когда-то вело его на штурм Бастилии, стало бранным словом. Эта «пухнущая на солнышке буржуазия» (выражение Золя) наслаждалась жизнью, отделывала свои дома во вкусе аристократических особняков, покупала бездарные копии знаменитых картин, угоднически выражала свою преданность императору, была падка на саморекламу. Вся ее жизнь была сплошной фальшью. Тартаренство процветало повсеместно, и образ Тартарена становился большим социальным символом этой фальшивой жизни.
С другой стороны, в романе мы находим много примет времени, и прежде всего примет экспансионистской политики Второй империи. Тартарен устремляет свои помыслы в Шанхай, но туда же направлены и помыслы французских политиков, стремящихся колонизовать Китай. Тартарен устремляется в Алжир, но туда же устремились французские колонизаторы, нещадно грабившие эту страну. Как бы невзначай роняет Доде одну фразу за другой о положении в Алжире, но у читателя создается вполне определенное представление о жизни в этой колонии. Город Алжир разделен на два квартала – европейский и туземный. Первый ничем не отличается от французских городов, второй же остался таким, каким он был во времена Средневековья. В Алжире постоянно действуют гражданские и военные суды, колонизаторские функции которых тесно переплелись. Тартарен, видимо, наслышан о правосудии в Алжире и всерьез боится, что его расстреляют. Дело, дескать, обычное. Доде одной фразой высмеивает россказни о «цивилизаторской миссии» французов: «Мы цивилизуем, прививая… наши пороки…» Тартарен поражен обилием военных на улицах Алжира, а позднее он узнает, что здесь полно всяких проходимцев и авантюристов. Жертвой одного из них он становится сам. По поводу белых правителей Алжира делается весьма выразительное замечание: «Для того, чтобы управлять Африкой, не нужна ни светлая голова, ни голова вообще». А о том, как происходит действительное управление этой страной, говорится: «…наверху… сидит мусью губернатор, и своей большущей дубиной бьет офицеров, офицеры в отместку бьют солдата, солдат бьет колониста, колонист бьет араба, араб бьет негра, негр бьет еврея…» Иными словами, в основе колонизаторской политики лежит власть дубины и принцип «разделяй и властвуй».
Так, казалось бы, невинный смех Доде оказывается острой политической сатирой на современную Францию.
Доде создал тип литературного героя, который намного пережил эпоху, его породившую. Тартарен вырос в определенных условиях, в определенной среде, но он необыкновенно живуч, и мы можем с ним встретиться и в наши дни. Как Дон Кихот, Тартюф, Дон Жуан и другие типические образы, прочно вошедшие в наше сознание, он выражает определенные черты человеческого характера: пустозвонство, нелепое прожектерство, фразерство.
В статье «О том, как я учился писать» М. Горький приводит в качестве примера классического использования законов типизации произведения Шарля де Костера, Ромена Роллана и Альфонса Доде с его знаменитым Тартареном из Тараскона. Да, Доде создал образ-тип, и в этом его большая победа – победа писателя-реалиста.
Приключения Тартарена из Тараскона – это только первая часть трилогии. Впоследствии Доде вновь вернется к своему герою и напишет еще две части. Тартарен – творение всей жизни писателя.
II
Доде было тридцать лет, когда началась Франко-прусская война. Патриотические чувства побудили его вступить в Национальную гвардию. Во время осады Парижа Доде стремился попасть в самые горячие, самые опасные места схваток с пруссаками. Его трогает глубокая преданность родине простых французов. Возмущаясь войной, он не может не отметить, что она сближает людей, защищающих свое отечество от вторгшегося в его пределы врага. «Разумеется, я согласен, что нет в мире ничего печальнее и нелепее, чем война. К примеру, я не знаю, что может быть томительнее, чем просидеть всю январскую ночь в окопе полевого караула, щелкая зубами, как старый волк… Но в ясный морозный вечер выйти в бой на сытый желудок и с теплым сердцем, наудачу броситься стремглав в темноту, все время чувствовать локти славных ребят, окружающих тебя, – право… это приятное опьянение…»
Вскоре наступают дни Парижской коммуны, Доде покидает Париж. Ограниченность мировоззрения и политических взглядов мешает Доде правильно оценить происходящие события. Коммуна представляется ему как результат политики демагогов, сумевших увлечь за собой нестойкие, колеблющиеся массы.