Олег родился в дороге. Отец – гимнаст, мама – ассистент иллюзиониста. Труппа как единая семья, все родные, свои. По вечерам – арена, окруженная сотнями незнакомых лиц, вроде бы разных, но в то же время одинаковых. В каком бы городе ни выступал цирк, маленькому Олегу казалось, что в зале одни и те же зрители. Может, из-за выражения лиц? На их выступлении все улыбались, однако это не делало зрителей своими. Даже дрессированная слониха Ванда была ближе и понятнее, чем эти веселые чужаки. Отец взлетал над ареной, маму, улыбающуюся в обшитом бархатом ящике, дядя Иля распиливал здоровенной пилой… и так всегда.
Настоящая проблема была лишь одна – какую из цирковых специальностей изберет Олег? Он уже большой мальчик, ему скоро поступать в училище. Что именно в цирковое – это без вариантов, тут даже вопрос не возникал. Но на кого он будет учиться? Олег выступал с отцом, был верхним в пирамиде. Потом перестал, потому что подрос и больше не умилял одинаковых улыбающихся зрителей. С лошадьми тоже неплохо выходило. Он кормил хищников, снаряжал чародейскую утварь для Иллариона Игнатьевича, которому ассистировала мама, научился гримировать клоуна Гришу. Выбрать профессию было трудно, потому что все выходило у Олега одинаково хорошо, все удавалось.
Счастье закончилось в единый миг, когда поезд, перевозивший труппу, свалился в реку. Объясняли катастрофу по-разному, ссылались на необычайно сильный Всплеск – он, мол, вывел радиоэлектронику из строя далеко за пределами Барьера. Но объяснения Олег услышал уже потом, а тогда… Страшный удар, темнота в глазах, и вода, подступающая отовсюду. Папа разбил окно и вытолкнул Олега из тонущего вагона; мамину ногу зажали упавшие ящики, отец бросился помогать. Олег запомнил кровь на мамином лице, холод, холод, холод повсюду. Вода в реке была ледяная, дыхание мигом перехватило. Олега течением отнесло в сторону – это и спасло его, как после объяснял Захар Иванович, потому что потом стали рушиться конструкции моста. Черная вода несла обломки и тела…
Захар Иванович ехал в том же поезде, они выжили – только двое из трехсот человек, находившихся в вагонах. Мужчина выбрался на берег и выволок Олега. «Там были и другие, – объяснял Захар Иванович ему в больнице, – но взрослого я бы не смог спасти. Просто не утянул бы. А ты был маленький, тощий, я и схватил именно тебя, сынок. Крепко схватил». Олег пришел в себя на берегу, и первое, что он увидел, было лицо спасителя, склонившееся над ним. И голуби дяди Или – белые в сером небе.
«Мы будем жить, парень, будем жить долго и хорошо, – синими трясущимися губами сказал тогда Захар Иванович, – ты только выдержи сегодня. Только бы сегодня…»
Сон схлынул. Скрипнула входная дверь, Олег встал с кровати.
– Только бы сегодня все прошло гладко, – сказал, входя Захар Иванович, – и тогда мы, сынок… тогда мы заживем! Тогда откроется много возможностей! Только бы справиться сегодня.
– Все будет хорошо, дядя Захар. Будем жить хорошо.
Эта фраза стала у них, выживших в катастрофе, молитвой, приветствием и заклинанием.
Захар Иванович кивнул:
– Ну, собирайся, пора. Детали объясню по дороге.
– Дядя Захар, я же все, что вы выслали, просмотрел, честное слово! И план здания, и ориентировки по персонам…
Наставник не слушал, встал в дверях и глядел строго, пока Олег собирался – напяливал парик, плащ и остальные элементы маскировки. Заговорил Захар Иванович, лишь когда они вышли из гостиницы. Вечернее солнце уже нависло над крышами, поперек улицы залегли широкие тени. Никто не спешил, лихославльцы шагали степенно и важно, ныряя в тень и выбираясь на освещенные участки. Мирный городок, даже не скажешь, что рядом Барьер и что по ночам на улицы выходят ловчие.
– Гоча сперва будет долго трепаться, Олежка. Особенно упирать на то, какая у него грозная репутация, какой он суровый и скорый на расправу, какое у него крутое прошлое. Это для тебя – запугать попытается, чтобы ты думал не об игре.
– Я сохраняю спокойствие и не пытаюсь играть в крутого.
– Правильно. Можешь показать испуг, но немного, не переигрывай. Дроздевич, вероятно, станет помалкивать и делать вид, что наслаждается ситуацией. На самом деле он будет волноваться. В их паре он главный, Гоча – мелкота, Дроздевич его раздавит, если что. Но игра пойдет на территории Гочи, и кругом будут его люди. Да, учти, в комнате, кроме нас, окажется еще кто-то из телохранителей Гочи и, вероятно, кто-то из МАС. Это уже не из-за нас, это от взаимного недоверия наших противников. Обычно такие вопросы решаются иначе: телохранители сидят в соседнем помещении и смотрят на монитор, а камера – у нас. Но…
– Но рядом Барьер, – монотонно забубнил Олег, подделываясь под учительский тон спутника, – время от времени Всплески вырубают электронику.
– Правильно. Олежка, я за тебя волнуюсь, поэтому занудствую. Ты заканчиваешь университет, найдешь себе работу, хорошую, честную, пойдешь по жизни вверх и вверх, но для начала понадобятся средства. Этим мы сегодня заняты. Скоро ты сможешь обходиться без меня, а пока что терпи мои стариковские причуды. И вот еще что…
Они выждали, пока по улице прогрохочет грузовик, пересекли проезжую часть. Захар Иванович заговорил снова:
– И вот еще что. Погляди на этих людей.
– Каких, дядя Захар?
– Вот на этих самых прохожих. Видишь? Это простые, хорошие, относительно честные люди. Наши земляки, наши сограждане. Послушайся меня, не причиняй таким зла больше, чем необходимо. Лучше не причиняй вовсе, стерпи, если что. Это просто люди. Те, к которым мы идем на игру, – совсем другие.