Бектемиров возглавлял «Партию Ислама», которая образовалась из «Джамиат-и-Ислами». Всех кандидатов в организацию с особой тщательностью проверяли и в обязательном порядке назначали испытательный срок. Бектемиров не был пуристом, человеком, стремящимся к «чистоте и строгости нравов». Он, в отличие от боссов, стоящих у руля солидных партий Афганистана, не заканчивал кабульских вузов и не преподавал богословие, не был вождем племени, но пошел своим путем. У него не было достаточной поддержки внутри Афганистана, поэтому, комплектуя боевое соединение, он рассчитывал на лагеря беженцев, на провинции в Восточном Афганистане, даже на «сочувствующих» из числа туркменов, проживающих на территории Туркменистана. И если его политические оппоненты открывали школы для девочек в Пакистане, Бектемиров, развлекаясь с девочками, не думал об их образовании.
Встреча произошла на прежнем месте. Со стороны «воина Аллаха» двадцать вооруженных головорезов, на пять меньше – со стороны генерала Тараненко. Бектемиров, казалось, с тех пор не переодевался, не мылся, но подравнивал бородку, которая оказалась прежней длины. И Тараненко не упустил случая вдеть в эту бороду шпильку:
– Пророк Мухаммед, мир его праху, повелел в течение сорока дней отращивать бороду, иначе какой же ты истинный мусульманин?
Бектемиров не нашел ничего лучшего, как покачать головой:
– Господи...
Он протянул Тараненко руку, тот вытянул свою в сторону грузовиков и спросил:
– Хочешь посмотреть на товар?
Туркмен ухмыльнулся и медленно в сопровождении пяти боевиков прошествовал к «Уралам». Тараненко шел еще медленнее и оказался у заднего борта первого грузовика, когда Бектемиров начал искать его глазами.
– Открой борт, – приказал Тараненко Кунице.
Тот откинул тент, и Бектемиров в сопровождении двух товарищей залез в кузов. Открыл один ящик, убрал слой длинной и тонкой стружки и, включив фонарик, некоторое время смотрел на снаряд. Не оборачиваясь, спросил:
– «Кукол» в машине нет?
Тараненко звонко рассмеялся.
– Я хочу посмотреть на деньги.
– Расплачусь, когда увижу грузовики в двадцати или тридцати километрах от Мазари-Шарифа. Там поджидают нас с деньгами мои люди. Там же отпущу заложницу. Если ты забыл, то я напомню: на каждой входящей-выходящей дороге стоит до пяти контрольно-пропускных пунктов.
Генерал был готов к такому обороту: товар по одну сторону границы, деньги по другую. И даже предпринял меры к тому, чтобы через несколько часов пожелать Бектемирову счастливого полета.
– С каких это пор ты стал бояться патрулей? – спросил он. – Ты что, дрожал от страха, когда переправлял через границу заложницу? Разве для тебя не является секретом, что на КПП обычно дают деньги, чтобы машина не проверялась? Если на посту денег не берут и угрозы не действуют, кто вылезает из машины? Правильно – вылезают «духи», бесшумным оружием перебивают весь пост, отрезают телефонную линию, убирают трупы и отправляются дальше.
На этом генерал и построил заключительный этап операции. Он снабдил водителей документами на передвижение вплоть до Герата, который находился в ста с небольшим километрах от границы с Ираном. Однако документы зачастую и служили поводом к тому, чтобы проверить груз и потребовать деньги. Здесь годилась тактика моджахедов: убирать посты и отправляться дальше.
Генерал подозвал капитана Инсарова и сказал так, чтобы слышали Бектемиров и его боевики:
– Сажай людей в машины. За Мазари-Шарифом проверишь деньги. Если обнаружишь хоть одну фальшивую купюру, убей их. Заложницу оставь Бектемирову. Мне она больше не нужна.
До Мазари-Шарифа расстояние составляло порядка восьмидесяти километров. «Уралы», два «уазика»-«батона» и «шишига» – «шестьдесят шестой» «газон» боевиков – добрались до города к пяти утра, выехав из Термеза в половине третьего. Еще двадцать километров, и колонна остановилась, завидев впереди несколько вооруженных людей из отряда Бектемирова. Инсаров помнил это место по одной из спецопераций. В трехстах метрах лежал «мертвый» кишлак с дувалом на отшибе. Скорее всего, именно там скрывались, поджидая колонну, боевики Бектемирова.
14
«Уазики», управляемые Мерзликиным и Куницыным, стали друг против друга, оставляя освещаемый светом фар пятачок десять метров в диаметре. На него, как на ринг, вышли четверо: Бектемиров со своим помощником, который встречал колонну с деньгами, и капитан Инсаров с Русланом Хакимовым. Зрители – вооруженные до зубов моджахеды и советские спецназовцы – окружили «поляну» и были готовы открыть огонь по команде.
«Дух», подстриженный под горшок, положил к ногам баул, который удерживал с трудом, и, одним рывком расстегнув на нем «молнию», отошел в сторону. Инсаров присел на корточки и вывалил содержимое на песок. Наугад выбрав пачку долларов, проверил ее.
– Будешь проверять все? – настороженно спросил Бектемиров.
Инсаров встал, отряхнул руки и покачал головой.
– Зачем? – И в свою очередь, но в стиле Тараненко, предупредил туркмена: – Если генерал попеняет мне на чистоту купюр, я найду тебя даже в Пакистане. Об этом можешь не беспокоиться.
Спецназовец складывал деньги обратно в баул, а Бектемиров, рассеянно глядя на то, как исчезают деньги в брезентовом мешке с грубыми лямками, ощутил в груди легкое беспокойство, как будто он что-то забыл сделать. Наконец до него дошло – в фоновом режиме в его голове крутилось имя заложницы – Ольга Чиркова. Генералу она не нужна. «Заложницу оставь Бектемирову», – припомнились его слова. Что же, на этом этапе советский разведчик переиграл его. А с другой стороны, никакой игры не было: Бектемиров сделал то, что сделал бы на его месте любой полевой командир: взял заложника при удобном случае. Чиркова и раньше была обузой, а теперь, когда спецназовцы отступили к машинам и погрузились в них, Бектемиров физически ощутил на плечах тяжесть. И он сделал то, о чем даже не помышлял ни один полевой командир. По его приказу из «шишиги» привели Ольгу Чиркову, одетую в чадру. В ней она была словно связана.
– Снимай чадру, – приказал он, глядя не на женщину, а вслед уезжающей машине. Вслед ей смотрело и встающее на востоке солнце. В ту сторону показал Бектемиров, чуть склонившись над Ольгой, и обронил на прощание последнее: – Молись.
«Воин Аллаха» уезжал, оставляя на этом пятачке земли, где совершилась самая удачная в его жизни сделка, беспомощную и уставшую за несколько дней плена женщину. Он не отпустил ее, но отдал в руки Аллаха. Если она умрет, так тому и быть, а если выживет и сумеет разоблачить генерала, что казалось делом невозможным, значит, и на это воля всевышнего.
«УАЗы» остановились, проехав шесть километров. Скорость у них была выше, чем у трехосных «Уралов» и «шишиги», и Михаил Шульгин – главный режиссер предстоящего зрелища, – не скрывая возбуждения, сказал:
– Еще пятнадцать-двадцать минут, и несколько тонн взрывчатки разнесут машины на атомы. – Он прокашлялся и совсем неплохо продекламировал строки из песни «Шестнадцать тонн»: – «Сидим мы в баре в полночный час, и вот от шефа летит приказ: „Летите, мальчики, на восток, бомбите, мальчики, городок“. Бог мой, я впервые взрываю ядерные заряды...
Машины оставили все спецназовцы. Они смотрели в сторону восходящего солнца, которое заслепило глаза и выбило слезы, и походили на группу вампиров. Солнцезащитные очки оказались только у Еретика, и он, бросив в рот щепотку насвая, не испытывал неудобств.
Начало представления затягивалось. Прошли не двадцать, а все сорок минут, и этому Руслан также нашел объяснение.
– «Уралы» либо плетутся с черепашьей скоростью, либо вообще не тронулись с места. Поэтому и счетчик-замедлитель не раскручивается. – Он нервно хохотнул, только сейчас понимая, какая опасность грозит им, если расстояние между ними и заминированными грузовиками осталось неизменным. Но его худшие опасения развеялись. Он тихо прошептал, как заклинание: – Сработало. Сработало...