– Значит, и сюда мне дорога закрыта, – погрустнел он.
– Ну почему же, – улыбнулся майор. – Ваш рост метр семьдесят девять, а нужно метр девяносто пять. Недостающие сантиметры вам легко подтянут
в учебке, это не проблема. То же касается ваших застарелых травм – немного хороших препаратов, внимание опытных остеопатов, которые
способны творить буквально чудеса, и, я уверен, учебные нагрузки станут вам вполне по силам.
– Тогда остаются только дети?
– На самом деле это тоже всего лишь формальность. Неизвестно еще, родятся ли они вообще.
– Так, значит, можно?
– Можно, Ник. – Майор снова позволил себе специфическую улыбочку. – Можно, но из ста человек, пришедших в учебку, через месяц уходят
шестьдесят. И начальник учебного подразделения не возражает. Стать «корсаром» почетно, Ник, однако почти невозможно. Курсанты, которые
прошли все учебные программы, сдают жестокий экзамен, который отсеивает еще половину. И только оставшимся присваиваются офицерские звания и
нашивается шеврон с буквой «К».
– И все-таки я хочу попробовать, сэр, – сказал тогда Ник.
– Просто попробовать? Стоит ли напрягаться?
– Нет, не попробовать. Я вполне определенно хочу стать «корсаром», сэр… И у меня еще один вопрос: что происходит с теми, кто не прошел
экзамен?
– Они сдают его снова, но уже в реальном бою. Те, что возвращаются живыми, таки получают желанный шеврон.
– Значит, целых два года…
– Это теперь два. Раньше курс длился все восемь лет.
– Восемь лет?! – поразился Ник. – Но почему так долго?
– Это было давно. Теперь и методики обучения другие, и оружие, и тактика. Да и времени лишнего на войне нет… Ну что, мне готовить для вас
рекомендации?
Ответ дался Нику Ламберту нелегко. Он набрал в легкие побольше воздуха и ответил:
– Да, сэр. Я готов и прошу вашей рекомендации.
2
Теперь, когда после того разговора прошел целый год, Ник уже лучше понимал, о чем его предупреждал майор Фонтен.
К концу первого месяца он действительно был близок к тому, чтобы подать рапорт. Он бы и подал его, не вмешайся в это дело сержант Поджерс,
которого Ник считал своим персональным истязателем.
– Ну что, сынок, – сказал Поджерс как-то ночью, подняв Ника с постели, – надеюсь, ты знаешь, что тебе делать? Через три дня половина роты
подаст рапорта, и ты просто обязан сделать то же самое. Тебе это ясно, курсант Ламберт?
– Ясно, сэр, – ответил Ник, вытянувшись перед огромным сержантом по стойке «смирно».
– Я рад, что ты такой понятливый. Однако хочу добавить, что если ты останешься – по чистой случайности, то тебя отчислят по медицинским
показаниям. Я лично приложу к этому руку, тем более что в твоем медицинском файле и так уже отметки ставить некуда. Ты доходяга, Ламберт, и
вообще дерьмо. Ты мелковат для нашей службы, да и трусоват тоже. И поспать ты любишь… Еще нужно что-то говорить?
– Я все понял, сэр, – быстро ответил Ник.
– Понял-то понял, но закрепить пройденный материал не помешает…
С этими словами Поджерс так двинул Ника в солнечное сплетение, что тот увидел разноцветную радугу и белые искорки, вьющиеся в воздухе,
словно мошки.