Мог, в принципе, и знать. Дьяконов Федор.
– Федор Павлович? – весело изумился офицер. – Так ты… Подожди. А почему ты Белый?
– Можно сказать, оперативный псевдоним. – Алексей скупо улыбнулся. – Моего деда и отца убили за то, что они знали о портале. Мама со мной еле успела уйти. Мы потом долгое время жили на Новой Европе. Полагаю, что бомба – дело рук если не тех же самых людей, то той же организации наверняка. Пришлось сменить имя, чтобы не подставляться лишний раз.
– Да… дела. А эта твоя Новая Европа – это что?
– Товарищ майор. Давайте я вам достану свой комм и все покажу. Там еще со времени экзамена на гражданство куча материалов по истории и прочего. Это гораздо информативнее.
Белый уже потянулся к поясному контейнеру, как его остановил Колыванов:
– Это успеется. – Он обернулся и, пошуровав в сейфе, стоявшем за спиной, достал запыленную бутылку и торжественно взгромоздил ее на стол.
– Не поверишь. Этой бутылке чуть больше двухсот лет. Даже не знаю, что там внутри. За такой срок даже «Двин» мог протухнуть. Специально берегли для такого случая… А, черт! – Он хлопнул себя по лбу и, поддернув краешек рукава, произнес в матово поблескивающий серым цветом браслет: – Копытин, Шереметьев, Александров. Срочный вызов. Первый участок, зона «А».
– Тебе чего, старый?! – сразу же отозвался из ниоткуда молодой голос.
– Коля, – проникновенно произнес Колыванов, глядя счастливыми глазами в потолок. – Если я через пять минут не увижу тебя в известном тебе месте, то ты так и не узнаешь вкус коньяка двухсотлетней выдержки.
– Ох, е…! Уже лечу!
– Ладно. – Майор опустил глаза на Алексея. – Пока суть да дело, проясни один момент, пожалуйста: эта твоя лейб-гвардия… Это что?
– У нас император. – Алексей не торопясь снял шлем и перчатки. – Уже лет сто. Лейб-гвардия – это личный полк императора.
– Да… дела. Это ж какой у вас год получается?
– Две тысячи сто пятьдесят восьмой.
Майор потянулся к какому-то блокнотику и перелистнул несколько страниц.
– Хм. Всего на один год ошиблись.
– Да сами все увидите на записях. Там и про то, как похоронили социализм, и про то, как скончался капитализм.
– А в итоге?
– А в итоге, – Белый рассмеялся, – нам теперь все равно, как это называется, если старики не голодают, а каждый, кто посягнет на жизнь и здоровье наших людей или на нашу землю, получит так, что не отскребешь. Да и чем по сути отличается сегодняшний уклад от того, что был в двадцатом? Только наличием частной собственности на промышленные средства производства. А так… Монархия и монархия. Концентрация власти в России, насколько я мог судить по историческим материалам, в советские времена была такой, что никакому королю даже и не снилась.
– Ты это мне не крути. – Колыванов чуть нахмурился. – После царей у нас всех избирали. И Ленина, и Иосифа Виссарионыча.
– Так и государя тоже избирают. Русский Собор из заявившихся кандидатов отбирает самого достойного. Через двадцать лет, если все нормально, Государственный совет подтверждает его полномочия. А еще через двадцать нужно снова утверждение Русского Собора.
– Сколько же вы живете-то? – удивился майор.
– Кто как. Лет по сто пятьдесят вообще легко, а вот дальше нужно проходить омоложение. А вы?
– Ну, нам-то тут алаты немного помогли…
– А это еще кто? – поинтересовался Алексей.
– Узнаешь еще. – Майор махнул рукой.