Но даже самый устрашающий пес меркнул в сравнении с человеком, стоявшим рядом с собакой.
То был – вепрь? Вампир? Вий? Гоблин?
Она никак не могла вспомнить нужного слова.
Хотя, конечно, устрашающая фигура принадлежала человеку. Просто он – чрезвычайно странный. Мужчина огромного, под два метра, роста. Лицо почти скрыто волосами: седая шевелюра, могучие кусты бровей, нестриженая борода. А главное – взгляд. Глаза с виду самые обычные, серые, и не то что какие-то особо пронизывающие, но все равно по позвоночнику сразу холодок побежал…
И голос – хриплый, будто человек заговорил после долгих лет, в течение которых исполнял обет молчания.
– Рядом, Джек!
И следующие слова – адресованные ее спутнику – ударили, будто током:
– Продолжаешь спорить с судьбой, Димитрис?
И юноша (а ведь ей казалось, что она за пару дней, что они провели поблизости друг от друга, узнала его до донышка – совсем молодого, глупенького и открытого) спокойно ответил:
– Нет, отец Стелиос. Сегодня я пришел к вам совсем за другим.
А когда страшный человек в ответ усмехнулся и, небрежно взглянув на нее, произнес: «Хочешь покопаться в этой особе?», девушка просто была готова вырвать свою ладонь из руки Димитриса и броситься в ночь. И пусть на пляже воет ветер и нет ни души – лучше так, чем рядом с этим ужасным человеком.
Однако тот будто прочел ее мысли. Резко выбросил вперед огромную волосатую руку и втащил девушку в дом.
Кажется, она закричала… и Димитрис ее успокаивал, нежно гладил по плечу… а седобородый Стелиос стоял в углу комнаты, смотрел на них из-под кустистых бровей, и пес спокойно улегся подле продавленного кресла, и ничего страшного пока не происходило. Девушка потихоньку успокоилась, все равно ей казалось, что просить, чтобы они ушли, как, впрочем, и сопротивляться, и умолять – бесполезно. И тогда Стелиос хрипло произнес:
– Давай к делу, Димитрис. Скажи наконец, что тебе от меня на этот раз, – («значит, были и другие разы?»), – нужно?
И юноша отпустил руку русской и твердо произнес:
– Мне нужно, чтобы ты помог этой девушке обрести память.
Стелиос усмехнулся:
– Как ты сказал – память?
В глазах его полыхнули искорки любопытства. А Димитрис с видом собственника водрузил руку на ее плечо и повторил:
– Девушке надо знать, кто она. И откуда. И что с ней случилось. И почему это произошло. И еще… – он виновато взглянул на нее, но все же закончил, – не обманывает ли она меня?
– С этими вопросами тебе следовало обратиться к богу, Димитрис, – усмехнулся страшный человек.
А она – уставшая, испуганная – наконец не выдержала:
– Послушайте! Вы можете объяснить мне, что происходит?
Но вместо ответа юноша лишь легонько подтолкнул ее в сторону ужасного Стелиоса, или как его там. И девушка – вместо того чтобы отшатнуться – будто загипнотизированная, пошла к нему. А тот коснулся своей тяжелой ладонью ее лба и пробормотал:
– Странно… Очень странно.
И резко обратился к Димитрису:
– Она тебя не обманывает. Ее память действительно чиста, словно неисписанный бумажный лист.
«Ради сего великого открытия, конечно, стоило ковылять два часа по песку», – саркастически подумала девушка.
А огромный человек вновь коснулся ее лба (от его руки по коже разлилось приятное тепло) и вдруг резко, глядя прямо ей в глаза, произнес:
– Я бессилен тебе помочь. Могу только сказать, что ты заслужила то, что случилось. Беспамятство – твоя кара. Кара за грех. За зло, что ты причинила людям.
– Причинила зло? Я? – растерянно пробормотала девушка.
А отец Стелиос вдруг забормотал:
– Вспомни. Лето. Парк. Пахнет яблоками. И дети играют в мяч… Сколько вас было?.. Да, трое.
О чем он говорит?
Девушка в недоумении смотрела на страшного человека. А тот продолжал:
– В саду была ты. И еще одна девчонка, твоя подружка. Вам лет по десять. И с вами маленький мальчик. Ему не больше пяти. Он ничей не брат, не родственник. Откуда он к вам прибился?..
«Ну все, хватит», – едва не вырвалось у нее.
Димитрис тоже смотрел на рассказчика со все возрастающим недоумением.
Однако тот уже не замечал ничего вокруг и продолжал бормотать:
– У мальчика была плохая мать… да, да, она пила и совсем не интересовалась своим сыном. И вы с подружкой просто пожалели его. И взяли с собой на прогулку. Никто об этом не знал. Потому что никому из взрослых не было до ребенка никакого дела…
И вдруг, будто по волшебству, в ее голове вспыхнула картинка: лето – но совсем не такое, как здесь, не жаркое, в воздухе звон комаров и запах влажной, после очередного дождя, земли. И яблоневый сад – урожай не созрел, яблоки крошечные и зеленые. И она сама, только маленькая, действительно лет десяти. И еще одна девчушка того же возраста. А с ними – мальчишка, гораздо младше, явно дошкольник…
Они с подругой длинными палками пытаются сбить с вершины яблони единственный плод с уже покрасневшим бочком. Но слишком высоко, и у них ничего не получается. Сверху услужливым дождем сыплется невкусная зелень, а заветное наливное по-прежнему недоступно. Девочки спорят друг с дружкой. Одна предлагает залезть на дерево и достать яблоко рукой, а вторая отговаривает: ветки тонкие, опасно… А потом вдруг одна из них кричит:
– Пусть он залезет!
И показывает на малыша.
И тот – худенький, в чем только душа держится – с готовностью лезет на дерево. Мальчик даже польщен: большие девочки нуждаются в нем, они поручили ему важное дело… Тонкие ветки прогибаются, но пока удерживают хрупкое тельце… А когда ребенок уже почти на вершине, вдруг раздается хруст… ветка подламывается… и дальше все как в замедленной съемке, беззащитное тело падает на землю. Удар. И тишина. Они в ужасе бросаются к нему… И с огромным облегчением встречают его слабую улыбку. И слышат виноватый лепет:
– Я… я не удержался.
Ребенок в порядке и, кажется, ничего не сломал, только лицо исцарапано, и из носа капает кровь.
…Картинка, что всплыла перед ее глазами, была абсолютно реальна – вплоть до деталей: погоды, одежды былых времен. Внушить такое невозможно. Бородач Стелиос действительно непонятным образом вытащил воспоминание из ее подсознания. Все и вправду происходило именно с ней. Очень давно. Много лет назад. Но почему она оказалась в том яблоневом саду? И где он находится? И как звали ее подружку и того пацаненка?
Этого девушка не помнила. И она, вся во власти только что увиденного «кино», вскрикнула:
– Но при чем здесь кара? Ведь с мальчиком ничего не случилось!
А бородач внимательно взглянул на нее и назидательно произнес:
– О да! Тебе гораздо спокойнее считать, что ты ни в чем не виновата. Ребенок всего лишь разбил нос. Вы остановили ему кровь и промыли царапины, и даже раздобыли новые футболку и шорты вместо порванных. Он вернулся домой и сразу лег спать, сам, – в той семье все равно было не принято, чтоб ребенка укладывали родители. И его мамаша ни о чем даже не узнала. И не заметила, что сын пришел домой исцарапанным, в чужой одежде… А потом вы с подругой уехали и никогда больше не возвращались в тот поселок и в тот сад. И никогда не узнали, что…
Бородач зловеще замолк.
Девушка сидела ни жива ни мертва.
И уже Димитрис нетерпеливо спросил:
– Но что? Что же случилось?
Однако страшный человек не обратил на него ни малейшего внимания. Проникновенно посмотрел на девушку и властным голосом произнес:
– Слушай себя. Слушай!
…И в ее голове вновь вспыхнула картина: уже совсем взрослый мужчина, высокого роста, стройный, с волевым подбородком. Такому бы еще антураж соответствующий: дорогая машина, хорошие часы на запястье, дизайнерский костюм. Однако находится человек в казенном, блеклом, с обшарпанными стенами помещении. И сидит не в кожаном кресле начальственного кабинета, а на продавленной панцирной кровати. И глаза его бессмысленны и пусты. Руки безвольно висят вдоль тела. А по подбородку тянется ниточка слюны.