Мальчик выпустил императора и хмуро сказал:
– Эй, я думал, ты сторож. Ты чего здесь делаешь? Это мой участок.
– Как твой участок? – изумился Инан. – Это государев сад.
Оборвыш причмокнул.
– Сад – государев, а участок – мой, – сказал он. –
Я здесь рыбу ночью ловлю. А этот сторож повадился лазать в мои верши.
Инан поглядел на него с изумлением. Он слыхал, что в государевом саду ночью гуляют привидения, но никогда не слыхал, чтобы в государевом саду ночью ловили рыбу. И вообще, как этот голодранец сюда попал?
– Ты, – заявил незнакомый мальчик, – если хочешь ловить рыбу, лови у Серебряного ручья, или под храмом Семи Радостей. Там тоже есть. А здесь не смей – зарежу.
– Я не умею ловить рыбу, – растерянно ответил Инан.
– А, – задумался незнакомец, – хочешь, научу?
* * *
Мальчики сошли к неширокому ручью, вытекавшему из известняковой пещерки. Незнакомец вытащил нож, срезал гибкий ивняк и стал показывать, как надо плести вершу. Потом на мгновение скрылся в пещере и вернулся оттуда с двумя плетушками, в которых бились маленькие рыбы с оттопыренными, похожими на веер, плавниками.
– Белозубки, – сказал незнакомец. – А теперь смотри.
Мальчик зашел в ручей, пока вода не дошла ему примерно до колена, зажег в левой руке бумажный фонарик и стал неподвижно. Теперь, в свете луны, Инану было видно, что волосы у мальчика не просто темные, а темно-рыжие, такого густого красного цвета, как свернувшаяся кровь или засохшая фиалка; он был одного роста с Инаном, но шире в плечах, и кулак его обхватил древко остроги как амбарным замком.
Миг – и острога ударила в воду. Еще миг – и незнакомец выскочил на берег с большой белой рыбой на конце остроги. Рыба таращилась, делала страшные глаза. Она была юноше до пояса.
– Я так не сумею, – горько сказал Инан.
– Сумеешь, – возразил мальчик, – знаешь, сколько она на рынке стоит? Три ишевика.
Инан вспомнил, что ишевики теперь чеканят не с его портретом, а с портретом матери.
– Правда, надо дать пять розовых дворцовой страже, и десять – блюстителям на рынке, – продолжал незнакомец.
– Я в жизни не держал в руках столько денег, – вдруг тихо сказал государь.
Мальчики замолчали. Тихо светила луна, плескался ручей, и Инану показалось, что в шорохе ручья он различает шелест идущих по дну рыб. Ему было и хорошо, и неудобно на этом мокром травяном склоне.
– А ты, кстати, кто? – спросил темно-рыжий незнакомец.
– Я император, – ответил Инан, – а ты?
Незнакомец засмеялся.
– Ну тогда я – король.
Инан подумал.
– Короли не умеют ловить рыбу, – сказал он.
– Напротив, – возразил мальчик, – король должен быть примером для воинов. Он должен уметь все. А если он не будет лучше всех охотиться и лучше всех драться в бою, так его тут же зарежут, и будет другой король.
– С императором не так, – сказал Инан. – Ему не надо лучше всех охотиться.
Темно-рыжий незнакомец захохотал, обнял его и повалился на траву, суча ногами в воздухе. Инан тоже засмеялся.
– А если серьезно, – спросил Инан, – как тебя зовут?
– Идасси. Я учусь в Лицее Белого Бужвы, в последнем классе. Но у меня не так много денег, как мне хотелось бы, и вот я ночью хожу сюда.
Теперь государю было понятно, как попал сюда этот мальчик. Лицей Белого Бужвы находился внутри дворцовой ограды, мальчики спали в соседних павильонах, и, конечно, Идасси ничего не стоило вылезти ночью в государев сад. Другое дело, что бы он стал делать, напоровшись на привидение?
– А белку или оленя ты подстрелить можешь? – спросил Инан.
– Белку нельзя. Они все учтенные. И яблоки тоже сосчитанные. А рыбу можно, так как ее никто не считал. И вообще, ты когда-нибудь видел, чтобы священными белками торговали на рынке?
Государь хотел сказать, что он вообще никогда не видел рынка, но вместо этого просто покачал головой.
– Вот. А какой смысл убивать белку, если не можешь ее продать?
Они помолчали.
– Ты чего дрожишь? – спросил вдруг Идасси.
– Я боюсь ночи, – признался Инан, – наверное, здесь много привидений.
– Нашел чего бояться! – изумился мальчик. – Если хочешь, любой стражник у ворот гораздо поганей этих самых привидений. Талисман против привидений стоит полтора ишевика, а ты видал где-нибудь стражника, который удовольствуется только полутора ишевиками?
– А у тебя есть талисман против привидений? – робко спросил Инан.
– А то как же, – кивнул мальчик.
Инан потупился. Он опять вспомнил, что никогда не бывал ночью в саду и что, наверное, ночью в саду водятся не только такие вот симпатичные мальчишки из лицея, но и привидения разных чиновников, казненных за совершенные преступления или, наоборот, за то, что они отказывались преступление совершить. Мальчик поглядел на дрожащего Инана, снял со своей шеи ладанку и сказал:
– На, держи, коли ты такой трусливый. Я себе новый куплю.
Инан надел на себя амулет.
– А ты чего из дому сбежал, если ночи боишься? – спросил Идасси.
– Мать накричала.
– Стерва мать-то?
Государь не ответил.
– Любишь ее?
– Очень.
– Знаешь, – сказал Идасси, – я думаю, когда ты вернешься, она задаст тебе страшную трепку.
– Похоже на то, – согласился Инан.
– Знаешь что, – отдам-ка я тебе этих рыб. Думаю, если она увидит этих рыб, она не станет ругаться. Только скажи, что если она пойдет продавать их на рынок, пусть уплатит пять розовых страже у ворот и десять – наздирателям на рынке. А то они будут просить несусветную цену с неопытного человека.
– Проводи меня домой, – попросил Инан, – а то мне страшно.
Идасси надел больших рыб на ивовый прут, а маленьких положил в корзинку, и они пошли.
Они дошли до храма Семи Зернышек, и, по совету Идасси, государь прокрался задами к боковому флигелю, где была его спальня. Идасси был незнаком с расположением зданий в этой части дворца, и государев павильон, по правде говоря, был не из самых роскошных. Как мы уже отметили, государь пользовался одним павильоном, а мелкий чиновник, приближенный к постели государыни – целыми тремя.
Идасси посоветовал государю, чтобы оттянуть трепку, влезть через окно, и даже сам поддел окно ножичком и отковырнул легкую деревянную раму.
– Так ты не веришь, что я государь? – спросил напоследок Инан.
– Если бы государь пропал из дворца, представляешь, какой был бы сейчас переполох, – ответил Идасси.
Он заметил, что Инан голоден, и отдал ему серую булку с маслом.
* * *
Как это ни покажется вам странным, уважаемые читатели, но как Инан сказал Идасси правду, что он император, так и Идасси тоже сказал Инану правду, что он король.
Императоры были у людей, а короли были у варваров, и поэтому Идасси был не совсем человек, а варвар. Вокруг империи жило множество разнообразных народов, и чем дальше, тем разнообразнее. Те, что поближе, приносили человеческие жертвы и ели сырое мясо, а те, что подальше, и вовсе имели три ноги и рот посреди брюха. Но Идасси был из тех варваров, у которых было два глаза и одна голова, и рот у него был на собственном месте.
Эти варвары не знали ни письменности, ни земледелия, а питались тем, что нападали на империю или служили в ее войсках.
Лет пятьдесят назад на империю напал народ под названием «синеухие». Этот народ жил у самых границ империи, а за ним жил народ по прозванию «рогатые шапки». Чтобы защититься, империя отправила послов к «рогатым шапкам» и обещала хорошо заплатить, если те истребят «синеухих». «Рогатые шапки» истребили «синеухих», поселились на их месте и тоже собрались нападать на империю. Тогда империя послала людей к народу «длинноголовых», который теперь жил за «рогатыми шапками», и обещала хорошо заплатить, если те истребят «рогатых шапок». «Длинноголовые» на своем языке называли себя вархами, а иногда западными ласами, – так мы их и будем называть впредь. Вархи, или западные ласы, истребили «рогатых шапок», поселились на их месте и тоже собрались нападать на империю. Тогда империя послала деньги брату короля вархов, тот отравил своего брата и занял его трон. Племянникам его, сыновьям отравленного, это не очень-то пришлось по душе. Дядя и племянники стали препираться друг с другом так, что реки в стране вархов потекли кровью, и вархам стало не до империи. Дядя попросил у империи помощи оружием и золотом, а империя, в залог верности, попросила у него в заложники сына, Идасси. Тот послал мальчика. Года через два дядю зарезали, племянники стали драться уже не с дядей, а между собой, и так это продолжалось еще несколько лет, пока на троне не оказался сын младшего из них, Рахем Зернотерка.