Две верхние полки были завалены сумками, людей там не наблюдалось.
-Привет, девчонки, - обратился он сразу к обеим, хотя и без особой надежды, - открывашки не найдется?
Девушки, заметив в дверном проеме здоровенного парня в черной военной форме, открывавшей на груди тельняшку, и лихо заломленным назад вороным беретом с красным треугольным флажком, насторожились.
-А что, - робко осведомилась первая, блондинка в джинсах и розовой кофточке, покосившись на бутылку пива и убирая сумку подальше, - сегодня день десантника?
В ее глазах появился легкий испуг.
-Деревня, - обиделся Леха, - морпеха от десантника отличить не можешь. Да и праздник у нас в ноябре.
-Но вы же солдат? - с умным видом вступила в разговор вторая, с длинными каштановыми волосами и в узких «учительских» очках. На ней было летнее красное платье, вполне подстать стоявшей на улице жаре. Август в этом году выдался на редкость душным.
Леха на секунду задумался, стоит ли объяснять этим пэтэушницам солдат он или матрос, ведь открывашки все равно вряд ли дождется. Решил не объяснять, тем более, что, в сущности, он уже не был ни тем, ни другим. Скоро минет день, как Леха чувствовал себя счастливым дембелем, перемещавшимся по железной дороге от Севастополя к совсем близкому дому в городке Туапсе, вальяжно раскинувшемся на берегу Черного моря. Ехать оставалось всего часа три, но духотища в вагоне царила страшная, хотелось освежиться. И на только что оставшейся позади станции, где он выходил звякнуть из автомата родителям, предупредить счастливых, чтоб стол готовили, морпех заодно прикупил бутылочку «Балтики» в довольно холодной консистенции.
Окинув любительниц йогуртов снисходительным взглядом, Леха Ларин уже собрался покинуть купе, как вдруг блондинка в джинсах, видимо, решив, что Лехе можно доверять, извлекла из своей сумочки миниатюрную открывашку.
-Вот, возьмите, - протянула она ему заветный предмет, - только не забудьте вернуть.
-Матрос ребенка не обидит, - радостно откликнулся Леха, окончательно запутав представительниц прекрасного пола в собственной военной принадлежности, и тут же откупорил бутылку.
Пробка с легким пшиком отделилась от горлышка. В ноздри ударил приятный аромат солода. Леха вернул открывашку, и вышел из купе, подмигнув на прощанье покрасневшим девчонкам, и подумав «Эх, жаль молодые еще, а то я бы за ними приударил».
По дороге в свое купе, расположенное в другом конце вагона, прикладываясь на ходу к горлышку, он все высматривал за кем бы приударить, но так и не найдя подходящей кандидатуры, направился к себе, решив, что еще успеет. Вся жизнь впереди.
Домой он возвращался не один, а с однокашником из Питера, таким же дембелем, которого уговорил заехать к себе в гости на пару дней. Все равно служба закончилась, торопиться больше некуда. А тут лето катится к закату, бархатный сезон на носу. Дом почти рядом, а там - обрадованные до чертиков родители и лодка с парусом. Можно и на морскую рыбалку сходить.
На это Федор и купился. Он любил рыбачить, но все больше баловался блесной на речках и озерах недосягаемого для Лехи Карельского перешейка. В Черное море удочку не закидывал ни разу, несмотря на то, что последнюю пару лет здесь и провел. В составе отдельного полка морской пехоты черноморского флота России. Полк все еще базировался в Севастополе, окруженном со всех сторон самостийным населением, мечтавшим приватизировать его корабли и маяки под собственные нужды.
Однако, Севастополь не сдавался. А на полигоне в районе Казачьей бухты даже (и довольно регулярно) проводились учения российской армии с применением бронетехники, вызывавшие глухое недовольство у окопавшихся неподалеку миротворцев из НАТО.