Жаль было лишь одного – что верный Павлик (которого я в своем новом настроении готова была и целовать, и обхаживать) на мои звонки, еще из Германии, так и не откликнулся. Неужели настолько обиделся, что даже номер мобильника сменил?
Впрочем, найдем. Найдем и Павлика. А главное, конечно, нужно при первой же возможности встретиться с моим спасителем, Петром Мухиным. Благородным, щедрым, мудрым. И броситься ему в ноги. И сказать, что он теперь абсолютно чист перед Господом Богом. Пусть даже не думает переживать, что кого-то – как и все люди, конечно – когда-то предавал и обманывал. Теперь – за одну меня – ему прямая дорога в рай, в самое тепленькое местечко. В этом я, побывавшая за гранью и вернувшаяся оттуда, абсолютно не сомневалась.
И явиться перед Мухиным мне хотелось эффектно. Не просто попросить о встрече в кабинете Фонда, но встретиться будто бы случайно. И ошеломить, переполнить его своим здоровьем и своим счастьем.
Только с олигархами на улице не столкнешься. И домой к ним вот так, запросто, не придешь. И на тусовку, где они бывают, влегкую не проникнешь. А если и проберешься – как пробить заслон из неизбежных очаровательных и хищных спутниц? Я еще, пока в Германии была, про Мухина много прочитала. Действительно: и молод, и хорош собой. И смазливых спутниц-моделек, естественно, меняет чуть не каждый месяц.
Только модели те, пусть и красивы, а всего лишь рабочий материал. Как фруктовые муляжи, которыми нас мучили в художественной школе. Красок много, а души нет. И потому я не сомневалась: меня, тоже красивую, но уже умеющую свое счастье ценить, а главное, преподнести, олигарх обязательно выделит из толпы…
…Я подстерегла его спустя неделю после своего возвращения. Особо не мудрила – выяснила, в каком ресторане Мухин обычно обедает, и явилась туда. Метрдотель скептически оглядел мой скромный, четырехлетней давности, наряд и допустил в роскошную едальню очень неохотно, словно бы сомневаясь. Но я не смутилась. Капризным тоном потребовала:
– Кофе, фруктовый салат и «Die Welt», если есть.
И своим заказом окончательно завоевала право пребывать в святая святых. Меня проводили к уютному, у окна, столику, и я, небрежно поклевывая салат (тридцать евро за порцию, только подумать!), уткнулась в немецкую газету. Делала вид, что читаю, а сама не сводила глаз с Тверского бульвара, где перед ресторанным входом то и дело тормозили лимузины один другого круче.
Мухина доставили, по столичным меркам, стандартно – на «шестисотом» «мерсе» (следом затормозил джип с охраной). Сопровождал его скромненький мужичок – судя по угодливым манерам, отнюдь не равный, а кто-то вроде секретаря. Что ж, очень хорошо, что не дама. Хотя я была настолько уверена в своих чарах, что и с Наоми Кемпбелл была готова сегодня сразиться.
Я дала великому человеку откушать суп (мужчина перед важным разговором должен быть не голоден, но и не слишком сыт) и уверенной походкой приблизилась к его столику. Олигархи – они, конечно, люди пресыщенные, и красивые девушки для них, что опавшая листва, устилающая бульвар. Но неужели же его оставят равнодушным моя юность, фигура, россыпь светлых волос и вновь обретенный, магический взгляд? Неужели он меня не вспомнит, в конце-то концов?.. Ведь мы с ним, пусть почти год назад, но общались. Целых десять, отведенных его расписанием, минут.
И я не ошиблась: едва олигарх меня заметил, в его глазах промелькнуло узнавание. И замечание своего секретарчика («Девушка, мы заняты!») он пресек небрежным взмахом руки. А когда я, широко улыбаясь, произнесла: «Петр Михайлович, вы меня помните? Я – Ангелина», бизнесмен даже слегка покраснел. И неуверенно произнес:
– Подождите… Вы – та самая? Художница, с которой мы встречались в Фонде?
– У вас прекрасная память, – кивнула я.
А дальше все пошло как-то совсем против моих планов. Потому что он скривил губы в скептической усмешке и проговорил:
– Значит, ваша болезнь оказалась не такой уж и неизлечимой?..
– Ну, да… Мне сделали операцию… – пробормотала я. – Собственное зрение восстановить не смогли, но поставили микрочип…
– Я помню, помню. Совершенно невероятная история. Сколько вы хотели на лечение – кажется, миллион?
– Получилось даже чуть больше, – кивнула я, – все документы у меня, кстати, с собой…
– Неплохой размах, – одобрительно хмыкнул бизнесмен. Переглянулся с секретарем и хмуро спросил: – Ну, а сейчас-то что вам надо?
Ох, совсем не так я представляла нашу с ним встречу…
– Да просто хотела сказать спасибо, – пробормотала я.
– Спасибо – за что? – непонимающе уставился он на меня.
И только в этот момент я начала, наконец, догадываться.
– Петр Михайлович, – пробормотала я. – Вы хотите сказать, что не оплачивали мое лечение?
– Милая девушка, – устало произнес он. – Я и так на вас достаточно денег потерял. Те, что выделил вам якобы на обследование…
Меня бросило в краску:
– Вы считаете меня мошенницей?
Он усмехнулся:
– И не самой ловкой к тому же. Хоть бы легенду поинтересней придумали, право слово! А то фантастика какая-то, микрочипы… И, главное: именно миллион. Ни больше ни меньше. Даю вам совет на будущее: лучше клянчить, для пущего правдоподобия, не столь круглую сумму…
Что оставалось делать? Оправдываться? Спорить? Доказывать, что я не обманщица?.. Глупо. И я просто отвернулась от олигарха. Швырнула на свой столик две тысячные купюры. И пулей кинулась вон из роскошного ресторана.
* * *
Обстановка Пашкиной коммуналки – особенно по контрасту с помпезным заведением, где я только что побывала, – выглядела особенно жалко. Клочья обоев, свисавшие со стен, серые от табачного дыма потолки, ворох грязного белья на кровати… И Пашкин брат, встретивший меня на пороге, – неужели он даже младше Мухина? А выглядит будто все уже повидавший и давно уставший бороться старик. И пахнет от него мерзкой смесью перегара и давно не мытого тела…
И меня он, конечно же, не узнал, хотя когда-то, еще в школьные годы, приходил к нам на школьные «огоньки», и мы даже с ним танцевали. Но ничего напоминать ему я не стала. И даже не поздоровалась – сразу потребовала:
– Где Павел?
– Павел, опять Павел… – тоскливо пробормотал мужик. И хмуро добавил: – Ты – сто сороковая.
– Что?..
– Или сто сорок первая – кто о нем спрашивает, – хмыкнул алкаш. – За последний год. – И рявкнул: – Устал я уже вам всем твердить: не знаю я, где Пашка! И знать о нем не хочу! И к его делам отношения не имею!
– А что вы так – о родном брате-то? – упрекнула я.
– Г…нюк он, а не брат! Так меня подставил!
– Послушай, Миха (из подсознания услужливо выплыло имя нелюбезного Пашкиного родственника), – произнесла я. – Ты разве меня не узнал? Я – Ангелина. Мы с твоим братом в одном классе учились…
– Ты – Гелька? – недоверчиво перебил он. – Но Пашка вроде говорил, что ты слепая?
– Была слепая, а теперь прозрела, – нетерпеливо отмахнулась я. – Говори быстро: что с Павлухой?!
– Чего – правда, не знаешь, что ли? Все ж каналы только об этом и кричали! И целая передача у Малахова была, я на ней тоже присутствовал…
– Я уезжала из страны почти на год, вернулась только сейчас. Ну, что случилось?
– Так братан… он же, это… обменник грабанул. На трех вокзалах, возле универмага, знаешь? Туда все ездили, потому что курс лучший в Москве. Так что он чертову кучу денег взял… – в голосе пьяницы прозвучала откровенная зависть.
Я еле удержалась от нервного смешка.
– Павлушка-то? Грабанул обменник?!
– А все тоже сначала ржали, – вздохнул Михаил. – Думали, что ошибка какая-то. Потом оказалось: действительно, он. Камера его засняла. Ну, тогда решили: возьмут его, в тот же день. А Пашка-то, тихоня тихоней, только всех обманул. И деньги прибрал, и смотаться умудрился. Сидит небось теперь где-нибудь на Кайманах. Коктейли хлещет.
– А много… в этом обменнике денег было? – тихо спросила я.
– Говорят, миллион, – вздохнул Миха. – Целый миллион евро. Представляешь, какие деньжищи?