– Но я не преступник! – в отчаянии воскликнул мой собеседник. – Я никого не убивал! Меня решили ложно обвинить в этом, потому что не хотят искать того, кто сделал это на самом деле!
Что ж, весьма похоже на нашу милицию. В голосе этого высокого крепкого парня было столько отчаяния, что я не выдержала. Женское сердце – не камень. Шагнув в сторону, я сделала рукой приглашающий жест:
– Ладно, заходи, пока соседи не сбежались. Не хочу, чтобы кто-то перехватил причитающуюся мне награду.
Вошедший в прихожую Горобец при этих словах бросил на меня такой испуганный взгляд, что мне пришлось его успокоить:
– Шутка, – сухо пояснила я. Горобец изобразил на лице жалкое подобие улыбки.
«Дура! – мысленно выругала я себя. – Нашла над кем шутить! Как бы он у меня тут в обморок не упал».
Горобец настолько не был похож на хладнокровного, жестокого и циничного убийцу, что у меня сразу появились сильные сомнения по поводу его виновности.
Он прошел в гостиную и, повинуясь моему приглашающему жесту, осторожно присел на краешек дивана.
– И давно вы ударились в бега? – поинтересовалась я, усаживаясь в кресло напротив.
– Вчера вечером.
– Почему?
– Испугался.
– Чего?
Горобец замялся, опустил глаза и прошептал:
– Боялся, что в милиции меня будут бить.
– А с чего это вы взяли, что в милиции бьют? Вы уже имели с ней дело?
– Нет, что вы! Рассказывали знакомые, да и в газетах об этом пишут.
Действительно, мы уже дожили до того, что о пытках в милицейских застенках, с одной стороны, можно писать, но, с другой, можно не обращать на это внимания. Долго такое состояние неустойчивого равновесия длиться, конечно, не может. Остается только гадать, в какую сторону качнется маятник: запретят об этом писать или все-таки начнут с этим бороться.
– Зачем вы пришли ко мне? – продолжала я свой импровизированный допрос.
– Мне рассказывал о вас один знакомый, вы ему здорово помогли в свое время.
– Он вам случайно не рассказывал, сколько я беру за свои услуги?
Горобец опять в смущении опустил глаза и даже слегка покраснел.
– Рассказывал. Я сейчас не могу вам заплатить, но потом я непременно…
– Хорошо, пока не будем об этом.
– Так вы согласны мне помочь? – с надеждой в голосе спросил мой потенциальный клиент.
– Не знаю, – тяжело вздохнула я, – в моих ближайших планах, признаться, ваша персона не фигурировала. Но, как известно, – я задумчиво накрутила локон своих волос на палец, – планы могут меняться.
В его глазах застыл немой вопрос.
– Ну, хорошо, – я уселась в кресле поудобней, – расскажите все, что сочтете нужным, а потом мы решим, что делать.
– Да что, собственно, рассказывать?
Со Светкой мы поругались дней пять тому назад. И с тех пор я ее не видел. – Вы что, не ходили на занятия? Ведь, насколько я поняла, вы с ней вместе учились?
– Понимаете, мы учились в параллельных группах. К тому же семестр подходит к концу. Началась зачетная сессия, и некоторых занятий уже нет.
Он замялся и замолчал. Я терпеливо ждала.
– В общем, мы больше не виделись.
– Она вас избегала?
Горобец неопределенно пожал плечами:
– Наверное. Хотя я и сам особенно не стремился с ней встретиться. Я действительно сильно разозлился на нее.
– Из-за чего, собственно?
– Последнее время она начала себя как-то странно вести.
– Что именно вам показалось странным? – заинтересовалась я.
Странности – это как раз по моей части.
– Во-первых, она стала пропускать занятия и хуже учиться. Во-вторых, соседки по общежитию, где она жила, стали говорить, что она там частенько не ночевала.
Знакомые симптомы.
– Родственники у нее здесь есть?
– Нет, из родни у нее только мать и тетка в деревне. Они приезжали раза два в год, по очереди. Привозили кое-что из харчей.
– Деньгами не помогали?
– Откуда? Сами с хлеба на квас перебиваются, обе вдовые.
– Понятно. Тогда я, кажется, могу догадаться, что было странного, в-третьих. Она стала покупать дорогие красивые вещи и уделять вам меньше внимания. Верно?
– Верно! Но как вы догадались?
– Потом расскажу. Сначала ответьте мне на один деликатный вопрос. Вы были с ней близки?
Горобец вспыхнул, как маков цвет. Редкая способность для современного молодого человека в его возрасте. Особенно, если он убийца и маньяк.
– Да, – еле слышно выдавил он из себя.
– Как давно это началось?
– Осенью прошлого года.
– До вас у нее кто-нибудь был?
Он отрицательно покачал головой, не поднимая глаз.
– Вы собирались пожениться?
– У меня были такие намерения, но… – он опять замялся. – Но что?
– Мы это не обсуждали.
– Понятно. Кто ваши родители?
– Мать учительница, а отец врач-терапевт в районной поликлинике.
– Вы единственный ребенок в семье?
– Да.
На эти вопросы он ответил намного охотнее, чем на предыдущие.
– Как ваши родители относились к Роговой?
Опять заминка и опущенные вниз глаза. Собственно говоря, ответ и так ясен: родители были против дружбы их драгоценного чада с пусть красивой, но безродной деревенской девушкой.
– Из-за этих странностей и произошла ваша ссора?
– Да.
– Вас допрашивала милиция?
– Да, как и многих в университете, кто ее знал.
– Что же вы им рассказали?
– Что видел ее последний раз пять дней тому назад.
– И все?
– Все.
– О вашей связи вы не рассказывали?
– Нет. С какой стати?
– А с какой стати вы подались в бега?
– Вчера мне позвонил один мой приятель, Кирилл Зарубин, и рассказал, что когда его допрашивали в милиции, он без всякой задней мысли проговорился, что мы со Светкой… ну, дружили, а недавно поссорились. После этого следователь, который его допрашивал, сразу засуетился и стал звонить своему начальнику. Звук в телефонной трубке был хороший, и Кирилл услышал, как тот сказал, что раз я это скрыл от них, значит, у меня рыло в пуху и что меня нужно арестовать и поприжать покрепче, чтобы я раскололся. Как только Кирилла отпустили, он тут же позвонил мне домой и предупредил…
– Дальше все ясно. Раз вы скрылись, значит, виноваты тем более. А вы спрашивали, с какой стати вам рассказывать об этой связи. Вот вам и ответ: скрыли, значит, имели основания. Что вы делали в тот вечер, когда произошло убийство?
– Сидел дома, готовился к зачету.
– Дома кто-нибудь был?
– Никого, родители ночевали на даче.
– Кто-нибудь к вам заходил?
Горобец опять отрицательно покачал головой.
– Выходит, алиби у вас нет. Действительно, для милиции вы лакомый кусок.
– Поэтому я и удрал.
– Родителям вы что-нибудь говорили? Он отрицательно покачал головой:
– Когда я уходил, их дома не было, но я оставил записку, что ни в чем не виноват. Звонить им я побоялся.
– И правильно, записки пока достаточно. А где вы провели эти сутки?
– На даче у одного приятеля. Но когда по телевизору мою физиономию показали, он испугался и попросил меня уйти, хотя я с самого начала ничего от него не скрывал.
– Черт с ним! Все равно всех ваших приятелей сейчас перетрясут как следует. Надеюсь, вы ему не сказали, что направились ко мне?
– Нет, конечно.
– Слава богу! Значит, есть время не торопясь все обдумать. Попробую вам помочь, сама, правда, не знаю, зачем мне это нужно. Кроме неприятностей, это дело ничего мне не сулит.
На лице моего новоявленного клиента были написаны такое облегчение и нескрываемая радость, что я сразу поняла, почему ввязалась в это дело.
– Есть хотите? – спросила я, решив, что помощь нужно начинать пусть с чего-то малого, но конкретного.
– Очень!
– Посмотрите пока телевизор, а я что-нибудь приготовлю, – сказала я, поднимаясь с кресла и направляясь на кухню.
Когда через пять минут я вернулась, чтобы пригласить его на ужин, то обнаружила, что он спит, сидя на диване и откинув голову на его высокую спинку, трогательно посапывая и причмокивая во сне, как ребенок. Кем он, в сущности, и был, как, впрочем, большинство мужчин даже и в более зрелом возрасте.
Глава 4
По телевизору в это время шла программа новостей НТВ. Показали фотографию моего спящего сном праведника клиента и затем объявили, что фирма «Сирена» назначила награду в размере ста миллионов рублей за раскрытие этого преступления.