– Капитан Киркпатрик, покачайте крыльями в знак того, что слышите и хорошо понимаете меня. Я вошел с вами в визуальный контакт.
– К сожалению, не вижу вас, полковник Фиодоров, – ответил американец ирландского происхождения.
– Это оттого, – хохотнул русский, – что у вас в кабине нет телевизионного прицела. Или есть?
– Нет-нет, – испугался Киркпатрик, – что вы, конечно же, нет. Я выполняю ваш приказ: качаю крыльями в знак того, что хорошо вас понимаю.
– О’кей, мой американский друг!
Настроение советского летчика с момента последнего выхода в эфир явно улучшилось. Наверное, он получил одобрение своим действиям от собственных начальников.
– Теперь слушай мою команду, – продолжил русский полковник, – вы переходите на эшелон семь с половиной и ложитесь на курс двести шестьдесят пять. Как поняли меня?
– Какова наша цель, полковник?
– Наша цель – коммунизм! – снова хохотнул советский летчик. («Может, он берет в полет флягу с водкой и время от времени взбадривает себя?») – А ваша цель: совершить посадку на территории Советского Союза в точке, которая вам будет указана в дальнейшем. Повторите, как поняли меня – ваш эшелон, ваш курс?
– Да ведь это – захват воздушного судна, полковник!
– Это – ПЕРЕхват, капитан! Вы что, отказываетесь подчиниться?
– Какова цель нашей посадки на вашем аэродроме?
– Возможно, вам расскажет об этом мое командование. А может, и нет. А я как раз не уполномочен обсуждать с вами эти вопросы. Эй, почему вы не меняете курс, капитан, как мы с вами договорились?
– А мы – договорились?
– Вы не поняли моего приказа, капитан?
– Приказа? Мы что – военнопленные? У меня гражданское судно, полковник, напоминаю вам!
– Вы отказываетесь подчиниться?!
Какая-то прямо шлея – а может, зловредный ген твердолобых ирландских предков – вдруг заставили капитана Киркпатрика, такого всегда невозмутимого, теперь необъяснимо и гибельно упрямиться. Однако он продолжал стоять на своем:
– Я не понимаю, товарищ полковник, с какой стати я обязан исполнять ваши приказы.
Второй пилот с все возрастающим и переходящим в страх удивлением следил за поведением своего старшего коллеги. «Господи, помоги! – взмолился он – не сумрачному католическому богу Киркпатрика, а своему, легкому, все понимающему, протестантскому. – Мало нам всем было одного упрямого ирландца, мистера президента Джона Ф. Кеннеди, – который схватился с русским бараном-хохлом Хрущем и чуть не вверг всех нас в карибскую катастрофу. И этот, мой командир, – туда же! Хочет нам всем тут местный, локальный конец света устроить! С Советами не шутят!»
– Не спорьте. Мистер Киркпатрик, я вас умоляю, – прошептал помощник.
– Вы спрашиваете, почему обязаны исполнять мои приказы? – доносилось из наушников. – Да хотя бы потому, что у меня на борту – ракеты, и пушка, кстати, есть.
– А у меня – два сенатора Соединенных Штатов и член японского парламента, и двое корейских проповедников, и, между прочим, всемирно известные музыканты, квартет «Битлз» – слышали о таком?..
– Капитан, – скучающим тоном урки, старшóго по камере, проговорил русский полковник, – я начинаю обратный отсчет. Когда скажу «ноль», я нажму ту самую кнопку. Она, кстати, действительно красного цвета. И даже если вы умеете делать противоракетный маневр (а мне почему-то кажется, что умеете), все равно, напомню, у меня не одна, а ДВЕ ракеты, от двух не увернетесь, даже ваши «Фантомы» над Вьетнамом не уворачиваются. И не забывайте про тридцатимиллиметровую пушку. Итак, время пошло… готовность к бою тридцать секунд… двадцать девять… двадцать восемь…
– Полковник, четыре всемирно известных музыканта! Сенаторы! Парламентарии! Мирные люди!..
– Двадцать три, двадцать два…
– Мистер Киркпатрик, какая вас муха укусила, они же нас всех погубят, делайте, как он говорит! – не выдержал помощник.
– Вы еще ответите, полковник, – перед своим же командованием!
– Восемнадцать, семнадцать…
– Я вас прошу, кэп, да что ж вы делаете?! – заголосил помощник.
– Ладно, черт с вами, полковник Фиодоров, я ложусь на указанный вами курс. Чем вам еще покачать, чтобы доказать, что я понял вас хорошо?
– Двенадцать. Одиннадцать…
– Черт, черт! Ухожу на эшелон семь с половиной, курс – два шесть пять, как поняли меня, полковник?
И, наконец, голос в наушниках – как глас Бога, как весть о помиловании:
– Понял вас, мистер Киркпатрик. И зачем, спрашивается, было столько упрямиться? Валяйте, выполняйте!
Второй пилот не мог, да и не хотел сдержать вздох облегчения. Честно говоря, он бы с большим удовольствием съездил Киркпатрику по морде.
– Дамы и господа, с вами говорит командир корабля Джон Киркпатрик, – не прошло и пяти минут, а голос первого пилота (с некоторой даже завистью определил пилот второй) звучал уже совершенно как обычно: то есть уверенно-снисходительно, фамильярно-задушевно, такому голосу хотелось доверять. – Наш самолет начал снижение. Через десять, много пятнадцать минут он совершит посадку – однако не совсем там, где мы все намеревались быть, не в городе Токио, Япония, а несколько в другом месте. Хочу обратить ваше внимание, что наша посадка не вызвана неисправностями, абсолютно все системы корабля работают нормально. Но так сложились обстоятельства, что мы довольно скоро окажемся на земле. На той самой, на которой и я, и мой экипаж, как, уверен, и многие из вас, давно мечтали побывать. Так случилось, что наш самолет в процессе полета благодаря усилиям команды, – снисходительный взгляд в сторону второго пилота, – слегка заблудился. И теперь, чтобы пополнить запасы горючего и продовольствия, нам потребуется совершить промежуточную посадку – как вы думаете, где? – в России, в Сибири! Честно говоря, я весь в предвкушении! Наземные службы, разумеется, предупреждены о нашем визите, мы связались с ними, и они, дамы и господа, заверяю вас, весьма радушны. Я не уверен, будут ли они встречать нас чаем из самовара, своими знаменитыми пирожками и балалайками, но мы не окажемся для них незваными гостями. Пусть вас не беспокоит отсутствие у всех нас российских въездных виз, советские власти не станут предъявлять нам по этому поводу претензий и сажать нас в свои широко известные, – легкий смешок, – сибирские лагеря ГУЛАГа. Полагаю, что через пару часов мы продолжим свой полет. Впрочем, если кто-то захочет задержаться в гостеприимной Сибири, – новый смешок, – я думаю, вам с удовольствием скажут: велкам!
А руки командира Киркпатрика в то самое время выполняли привычную работу: руль чуть вправо и слегка от себя: соскальзывая вниз по сторонам «коробочки», подбираясь к заветной глиссаде над незнакомым аэродромом – явно военным, предназначенным для стратегической авиации, с трудно произносимым именем Кырыштым. А мозг, как о занозе, помнил о кружащем где-то там, в невидимой черной вышине, полковнике Фиодорове с его, черт его дери, двумя ракетами класса воздух – воздух и тридцатимиллиметровой пушкой.
– Господин Джон Киркпатрик? – в наушниках раздался другой голос: гораздо более уверенный в себе и лучше изъясняющийся на английском, даже с аристократическим выговором Восточного побережья США. – С вами говорит генерал Васнецов. Мы рады приветствовать вас, ваш экипаж и всех пассажиров на советской земле.
Киркпатрик только что совершил посадку на длиннющей взлетно-посадочной полосе аэродрома Кырыштым, которая явно не часто видела шасси гражданских машин. Если только не допустить, что русские поставили на поток захват пассажирских лайнеров над Охотским морем.
Капитан включил реверс и выпустил на полную закрылки, и благополучно затормозил – а полоса все тянулась, а по обе стороны от нее расстилалась заснеженная тайга… И некуда свернуть, и на мгновение возникла даже в голове странная мысль, что вот так эта дорога будет длиться через непроходимые леса, и длиться – пока, в конце концов, не въедешь по ней прямо в Кремль.