Из остающихся в распоряжении противника людских резервов, численностью от 1,2 до 1,7 миллиона человек, которые еще не переданы в полевые войска, он попытается восполнить потери, имевшиеся на начало этого года, а также те, которые возникнут позже. Но до осени Советы смогут сформулировать из них лишь небольшое число новых стрелковых дивизий (с соответствующими частями усиления) и бросить их в бой. Однако призыв молодежи 1924 года рождения, который, по последним сведениям, уже начался, все же позволит противнику к концу лета сформировать несколько новых дивизий и направить их на фронт, как только они получат вооружение.
Перечисленные выше меры позволят, таким образом, русским, несмотря на все трудности, обеспечивать фронт людьми еще долгое время, хотя, может быть, и в постоянно уменьшающихся размерах.
Потерь, подобных понесенным в сражениях под Белостоком, Вязьмой и Брянском, противник более не выдержит без серьезных последствий. Столь многочисленные людские резервы, как зимою 1941/42 года, он, по всей видимости, во второй раз уже бросить на чашу весов не сможет.
Такой вывод, однако, ни в коем случае не уменьшает опасность того факта, что на стороне противника по-прежнему будет оставаться численное превосходство в людях.
Далее я остановился на советских Вооруженных Силах, их численности и в особенности – на их организации. В начале войны русские сухопутные войска имели 227 частично отмобилизованных дивизий, развернутых в приграничных районах европейской части страны. В результате успешного ведения немецкими войсками боевых действий в течение 1941 года эти силы были значительно ослаблены. Тем не менее людские резервы противника, казалось, не были еще ощутимо исчерпаны, поскольку на фронт направлялись все новые части. Нами было установлено, что Советы восполнили понесенные ими потери за счет отправки на фронт имевшихся во внутренних районах страны дивизий, проведения второй волны мобилизации, о чем мы уже упоминали, а в критических ситуациях и поспешного формирования маршевых подразделений и использования ополченцев.
Благодаря организационным способностям местного руководства, а также присущим Советскому государству чрезвычайно жестким порядкам, что, кстати, оказалось для нас совершенно неожиданным, Советам удалось за короткое время мобилизовать многие миллионы жителей из глубинных районов страны, сформировать из них новые дивизии, обмундировать, вооружить, организовать на скорую руку боевую выучку и направить на фронт. Несмотря на то что русские в сражениях под Киевом, Вязьмой и Брянском понесли огромные потери, мы установили к настоящему времени наличие в Красной Армии примерно такого же числа дивизий и частей, что и в начале войны. А общая численность войск на фронте в результате принятых Советами мер даже возросла с 3 миллионов человек по состоянию на 1 декабря 1941 года до 4,5 миллиона – в конце января 1942 года и с тех пор удерживалась на этом уровне.
В своем докладе я отметил и структурную реорганизацию Красной Армии. Она была связана с большими потерями, понесенными боевыми частями, нехваткой имеющих боевой опыт офицеров и низкой боевой подготовкой вновь сформированных дивизий. К числу организационных изменений относилось прежде всего введение вновь танковых корпусов, которые в своем большинстве состояли из 3-4 танковых и 1 моторизованной бригады. До поздней осени 1941 года советское военное командование использовало танки не в составе танковых дивизий, а лишь как средство непосредственной поддержки пехоты.
Из попавших в наши руки документов далее следовало, что стрелковая дивизия, численный состав которой был снижен из-за крупных потерь осенью 1941 года, в марте 1942 года перешла на новые штаты. Здесь следует отметить:
а) появление учебного батальона[6] для подготовки младшего командного состава;
б) усиление огневой мощи пехоты (12 пулеметов в каждой роте вместо имевшихся 9, а всего в дивизии 328 пулеметов – вместо прежних 251);
в) усиление пехотных противотанковых средств: в каждом батальоне вводилась рота противотанковых ружей, в результате чего дивизия стала иметь 273 ПТР вместо 81;
г) усиление дивизионного артиллерийского полка за счет дополнительного артиллерийского дивизиона двухбатарейного состава (по данным, полученным от пленных, советское командование отказалось от распределений орудий гаубичного полка артиллерийского резерва по дивизиям);
д) отказ от введенной в декабре 1941 года в каждую стрелковую дивизию батареи залпового огня[7] в связи с производственными затруднениями, а также решением применять это оружие лишь массированно;
е) оснащение стрелковых дивизий 45-миллиметровыми противотанковыми орудиями (ПТО) вместо бывших до того на вооружении 57-миллиметровых пушек.
Штатная численность стрелковой дивизии составляла теперь около 12 800 человек (гвардейская стрелковая дивизия насчитывала 13 100 человек личного состава), то есть на 1 тысячу человек больше по сравнению с известными нам данными на декабрь 1941 года.
Число бригад, специально сформированных для ведения боевых действий в зимних условиях, было, по нашим сведениям, ограничено.
Организация танковой бригады в конце 1941 года – начале 1942 года выглядела в основном следующим образом: танковый полк в составе трех батальонов – батальона тяжелых танков (1 рота тяжелых и 2 роты средних танков), батальона легких танков (3 роты легких танков) и мотострелкового батальона. Общее количество танков – 63 единицы. Кроме того, в бригаду входили зенитная батарея и разведывательная рота. По сведениям, полученным от одного из пленных, которые впоследствии были подтверждены, число танков было сокращено до 46. Это было сделано, по-видимому, для того, чтобы сохранить численность танковых частей. По нашим расчетам, танковая бригада 1942 года имела в своем составе 10 тяжелых, 16 средних и 20 легких танков.
Что касается советских Военно-Воздушных Сил, то нами весною 1942 года было установлено сосредоточение авиации противника в районе действия немецкой группы армий «Юг». Мы расценили это как признак того, что Советы либо сами собирались действовать там активно, либо ожидали нашего наступления на данном направлении.
В составе авиации противника мы насчитывали около 390 самолетов иностранного производства, которые были задействованы в основном в районе боевых действий группы армий «Центр». Остальные использовались в воздушном пространстве группы армий «Север» и на Карельском фронте.
Свой доклад о советских Вооруженных Силах, какими они нам представлялись ранней весной 1942 года, я закончил словами:
«Следует сделать вывод, что противник в первых боях понес большие потери. Прошедшие сражения показали: немецкие солдаты сохраняют превосходство над противником. Там, где наши наступательные операции проводятся при соответствующем сосредоточении сил и средств, успех обеспечен. Однако нельзя недооценивать, что противник до сих пор сохраняет численный перевес в людях и материальных средствах. Чтобы добиться победы в предстоящих решающих битвах, потребуется большое напряжение сил».
Я специально подчеркнул, как целесообразнее всего использовать наши силы, и серьезно предупредил о недопустимости пренебрежительной недооценки возможностей, которые еще имелись у Советов.
«Экономический потенциал Советского Союза» – так назывался мой второй доклад. В нем я постарался в самом сжатом виде, но достаточно убедительно изложить множество имевшихся в нашем распоряжении данных и дать оценку экономического потенциала Советского Союза. Кроме того, мною были приведены факты, характеризующие помощь Москве со стороны англосаксонских держав. Сбор таких данных постоянно находился в центре нашего внимания, поскольку эти меры западных союзников очень беспокоили германское руководство.