Интеллектуальная жизнь, дискуссии совершенно отсутствовали. Неграмотные, повязанные по рукам и ногам самыми нелепыми религиозными фантазиями, русские были не способны отделить существенное от несущественного и, как мы увидим позже, ложь от истины. Одним из следствий этого являлось то, что русское уголовное законодательство было нелепым и несправедливым. Малозначительные детали ритуалов или традиций представлялись русским имеющими исключительно важное значение. Какие-либо изменения здесь считались греховными; все иностранное автоматически отвергалось. Русский человек жил в тумане невежества, предрассудков и предубеждений, а церковь и государство совершенно не предпринимали усилий его просветить.
Глубокое пуританство соседствовало с безудержной греховностью. Пение песен, карты, шахматы, игры и спорт всякого рода – то есть то, что было обычным и безвредным развлечением у любого народа, – было запрещено как создания князя тьмы; избиение жен и повальное пьянство при этом воспринимались как естественные явления. У простого народа развлечений не было. Кроме грубых развлечений, организуемых разного рода шутами карликами, слабоумными, неграми и уродами, которых было множество у каждой боярской семьи, – развлечениями боярства были пьянство и пиры, которые всегда начинались с проведения религиозных церемоний, а заканчивались неизменной оргией. Путешественникам очень не нравилось пьянство и общая звероподобность московитов. Можно было видеть даже женщин и детей за исключением связанных с церковью, – идущих неровной походкой по улице и внезапно падающих на землю смертельно пьяными. Поведение московитов напоминало поведение дикарей. Их манеры – особенно по отношению к женщинам во время появления русских в иностранных государствах приводили к дипломатическим протестам. Непристойно грязные, облаченные в мешающие движениям длинные громоздкие одежды, с непричесанными волосами до самых плеч и спутанными бородами, русские вели себя за столом подобно свиньям, погружая грязные и жирные пальцы без разбора в тарелки и блюда, всегда переедая, осушая немытые бокалы жадно и шумно.
И вместе с тем русские придерживались бессмысленного аскетизма. Их дома были обставлены только столами и скамьями. В помещении было всегда темно; комната, в которой горело больше десяти сальных свечей, считалась сверх меры освещенной. Комнату украшало лишь несколько икон. Иностранцев всегда поражало богатство и восточный вид одеяний бояр при дворе, но эти наряды надевались только по очень официальным случаям; обычно же бояре носили простой подпоясанный кафтан. Их пища хоть и была обильной, но не отличалась разнообразием – это были «большие куски мяса и вонючей рыбы». Мед и простой спирт были их единственными напитками.
Положение русских женщин было плачевным. Невежественные и необразованные, они считались домашними предметами, а не человеческими особями. Их не считали полноценными взрослыми людьми. Почему-то считалось, что их появление на публике вредит их репутации. Женщина очень много трудилась в домашнем хозяйстве, но этот труд оставался незамеченным, если только не было совершено какой-нибудь ошибки, за которую ее повелитель имел право телесного наказания (с ограничением «не унижать незаслуженно поркой перед людьми») в той мере, в которой считал нужным. «Три или четыре года назад, – писал Коллинз в 1671 году, – один купец стегал свою жену так долго, сколько мог, плетью длиной в два дюйма, а затем заставил ее лечь на толстовку, пропитанную водкой, полученной тройной или четверной возгонкой, и поджег толстовку, так что это бедное создание погибло в ужасных мучениях. И что еще более странно, никто не преследовал этого человека за смерть жены, поскольку у русских нет наказания за убийство жены или раба, если оно происходит во время наказания. Некоторые из этих варваров привязывают своих жен за волосы, а затем стегают их по голому телу».
В тереме, который представлял собой нечто среднее между крепостью и женским монастырем, женщины проводили день за днем в уединении, пока их повелители бесчинствовали. Эти женщины появлялись – с большими формальностями и робкими поклонами – перед некоторыми особо именитыми гостями, когда хозяин дома хотел продемонстрировать особое гостеприимство показом своей коллекции. Любое путешествие, которое совершали женщины, такое, как посещение церкви (где для них было отведено специальное место), производилось в полностью закрытых экипажах или на закрытых носилках. Лица женщин скрывала фата. Какую бы сторону жизни мы ни взяли, везде видно, что православная церковь стремилась скрыть женщину и принизить ее роль в такой же мере, как и мусульманство. Взгляды на женщину были в России всецело восточными, поскольку красавицей считалась та, что полнее, а узкая талия рассматривалась как уродство, так что стройным девушкам приходилось, как недовольно писали английские путешественники, «намеренно делать себя толще, лежа весь день напролет на кровати и потребляя много водки (что сильно полнит), затем спать, после чего пить опять, подобно свинье, откармливаемой для бекона». Кроме того, женщины красили свои зубы черной краской и это во времена, когда на троне Франции уже сидел Людовик XV! Считалось, что белые зубы подходят только неграм и обезьянам. Общества в европейском смысле этого слова не существовало. Именно такой была страна, которой должна была править веселая аристократическая императрица на протяжении последней четверти XVIII столетия. Свет Возрождения к этому времени озарил практически каждый уголок Западной и Северной Европы. Он сумел проникнуть даже к туркам. Но Московия до середины XVII века не имела контактов с Европой, была неграмотной, не имела культуры, за исключением религиозного фасада, заимствованного из уже забытой Византийской империи, передавшей России свое азиатское наследство. Россия лежала во тьме, утопая в мерзком болоте предрассудков.
Однажды в апреле 1697 года с востока к воротам города Кенигсберг подошла блистательная кавалькада. Весеннее солнце сияло на позолоченных алебардах и посеребренных топорах гвардейцев, которые ехали на белых, серых и каурых лошадях. Перед гвардейцами двигались верховые с трубами и барабанами, позади – три роскошно одетых посла со свитой из молодых дворян, переводчиков, купцов и шутов. В общей сложности из России в Европу прибыло двести семьдесят человек. Процессию возглавлял распутный, но блистательный женевский авантюрист Франц Лефорт; он был в наряде татарского хана и сопровождался свитой из десяти облаченных в развевающиеся халаты дворян, пятнадцати слуг, оркестра и четырех карликов. За ним следовали два русских генерала Головин и Возницын, а также более пятидесяти других лиц разного звания и важности. На большинстве русских были длинные наряды и высокие меховые шапки, разукрашенные жемчугами и ювелирными украшениями. Кавказского князя с кривой турецкой саблей постоянно принимали за перса.
Свиту посла сопровождал исключительно высокий молодой человек двадцати семи лет и шести футов семи дюймов росту, путешествовавший как вольнонаемный матрос. Молодого человека звали в свите Петр Михайлов. Его приятную внешность с загорелой кожей и пронзительным взглядом – несколько портило подергивающееся лицо и дрожащие руки. Хотя матрос был молод, на его лице были заметны следы распутной жизни.