Ганин Андрей Владиславович - Атаман А. И. Дутов стр 11.

В сотне имелось четыре взвода. Обучение вели казачьи офицеры. В период обучения Дутова юнкера носили форму своих казачьих войск. Сотня размещалась на третьем этаже здания училища. При Дутове сотней командовал полковник Н.Я. Дьяков (командир сотни в 1891–1902 гг.)

138

По воспоминаниям современников, юнкера сотни «были известны в Петербурге как исключительная строевая часть по своей лихости и удали»

139

140

141

Отличительной чертой учебного процесса в «Славной Школе» был знаменитый «Цук»

142

143

144

145

146

147

148

149

150

151

Мало что понимавшая в подготовке офицеров петербургская интеллигенция к «цуку» относилась весьма неодобрительно

152

153

154

Младшекурсники считались «сугубыми зверями», юнкера старшего курса казачьей сотни – «хорунжими», эскадрона – «корнетами». «Господа хорунжие» пытались привить своим младшим товарищам любовь к прошлому казачества и лихость. Основной традицией сотни был «ночной обход», во время которого происходило избрание старшим курсом группы наиболее авторитетных юнкеров – хранителей традиций из числа младшекурсников. Незадолго до выпуска юнкера старшего курса ночью выстраивались в сотенной спальне с шашками наголо и со свечами на их остриях и исполняли сотенную песню, после чего зачитывался приказ о назначении вместо выпускников новых «полковника», двух «войсковых старшин», двух «есаулов» и «хорунжего»

155

156

157

Одно из наиболее ярких описаний поступления в училище оставил Е. Вадимов: «Нас – человек двадцать пять. Двадцать пять кадет одного и того же корпуса, которых ведет в военное училище последний раз сопровождающий своих питомцев кадетский офицер-воспитатель. Последний раз на наших плечах кадетские шинели и мундиры. Нас ведут к суровой юнкерской жизни. За спиною – семь лет крикливого, веселого, беспечного, самоуверенного кадетства… Впереди – строгая тайна знаменитой «гвардейской школы» и связанной с нею беспощадной кавалерийской тренировки в течение двух лет. Жутко и торжественно…»

158

Поступив в училище, юнкера закреплялись за «дядьками» – старшекурсниками, как правило, из одного с младшими кадетского корпуса

159

160

Юнкера должны были все знать о приставленном к ним «дядьке» или «корнете» – в какой полк он собирался выйти, кто его возлюбленная и т. д. Кроме того, за юнкерами закреплялись лакеи, которые должны были следить за внешним видом своих подопечных. Старшие юнкера неформально поощряли манкирование «некавалерийскими» предметами, но в то же время требовали от младших самого серьезного изучения шашечных приемов, езды, джигитовки, вольтижировки

161

162

Важной составляющей «цука» были вопросы об униформе и дислокации всех кавалерийских полков. Младшим необходимо было знать все об этом вплоть до мелочей. Причем нередко после весьма трудных вопросов старшие спрашивали: «Какие подковы в 4-м эскадроне лейб-гвардии Конно-Гренадерского полка?» Некоторые «звери» безуспешно пытались выяснить особенности подков лошадей именно этого эскадрона, спрашивали у старших и т. д. Правильным же был ответ: «Обычные». Излюбленным был также вопрос о том, что такое прогресс. Ответ на него явно высмеивал тот пиетет, с которым к этому слову относилась тогдашняя интеллигенция. Юнкеру следовало ответить, что «прогресс есть констатация эксибиция секулярных новаторов тенденции коминерации индивидуумов социал…»

163

Существовала и другая сторона юнкерских традиций (впрочем, нехарактерная для сотни), способствовавшая формированию некоторого высокомерия и цинизма, отчасти присущих офицерам гвардейской кавалерии, в полки которой шло значительное количество выпускников училища

164

Идеология большинства заключалась в немногих словах:

Никаких карт – кроме игральных;

Никаких историй, кроме скандальных;

Никаких языков, кроме копченых;

Никаких тел, кроме женских.

Карты, истории, языки и тела, сходные с учебными предметами лишь по названию, кавалеристы находили в отдельных кабинетах ресторанов, где отдыхали душой от сурового училищного режима. Несмотря на запрещение посещения юнкерами ресторанов, в пирушках порой участвовали некоторые офицеры эскадрона…»

165

Занятия в училище начинались с 8 часов утра и продолжались до полудня, после чего был перерыв на завтрак. Юнкера сотни и эскадрона посещали лекции совместно. Ежедневно проводилось 4 часа физических упражнений, 3 часа лекций и в течение 2 часов юнкера готовились к репетиционным экзаменам

166

167

Важной вехой в жизни каждого будущего офицера была присяга, после которой «цук» резко ослабевал. Текст присяги в период обучения Дутова был следующим: «Я, нижепоименованный, обещаю и клянусь Всемогущим Господом перед святым его Евангелием и животворящим Крестом Господним в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Александровичу, верно и нелицемерно служить! В заключение сей моей клятвы целую Слова и Крест Спасителя моего. Аминь»

168

В день присяги юнкера получали свой первый городской отпуск, в который дозволялось идти в форме, и непременно посещали петербургский цирк Чинизелли. После присяги на быт юнкеров училищной традицией накладывались некоторые ограничения, связанные с изменением их статуса (формально юнкера считались нижними чинами). В частности, они уже не могли ездить в трамвае (впрочем, выходили из положения и ездили на подножках) или ходить пешком (чтобы не быть как пехота), а должны были брать извозчика и платить ему независимо от расстояния целковый, пешком можно было прогуливаться лишь от Дворцовой набережной до улицы Морской

169

Чтобы стать портупей-юнкером, Дутову, прибывшему, как говорили на училищном жаргоне, из оренбургского «болота» (т. е. из кадетского корпуса), пришлось очень постараться и быть, используя тот же жаргон, «отчетливым сугубцем». 11 февраля 1899 г. на старшем курсе он был произведен в унтер-офицеры и в портупей-юнкера

170

171

Училище Дутов окончил по первому разряду (это давало преимущество в старшинстве) в 1899 г., в своем выпуске был в первом десятке, Высочайшим приказом 9 августа 1899 г. он был произведен в хорунжие со старшинством с 8 августа 1898 г. и направлен в 1-й Оренбургский казачий полк под командованием полковника Н.В. Авдеева, стоявший в Харькове

172

173

Прослужив на новом месте менее года, Дутов-младший в июне 1900 г. отправился в 3-ю саперную бригаду, стоявшую в Киеве, изучать телефонное дело. По возвращении в полк Дутова назначили заведующим конно-саперной командой, кроме того, он в 1900–1901 гг. выполнял ряд общественных обязанностей – являлся полковым библиотекарем, а также, по некоторым данным, членом офицерского заемного капитала (кассы взаимопомощи). В своей конно-саперной команде, как сообщает официальная биография, Дутов «довел обучение до совершенства, пользуясь любовью казаков и не применяя репрессивных мер и других тяжелых наказаний. Команда саперов была настолько хороша, что ее выводили на специальные смотры иностранных агентов как образцовую. До сих пор (до 1919 г. – А. Г.) у казаков этой команды бережно хранятся фотографии их молодого командира и вспоминаются с радостью эти дни службы (сведения эти получены от депутата Войскового Круга станицы Наследницкой, бывшего вахмистра этой команды Н.П. Иванова. – А. Г.)»

174

175

176

Чтобы не идти на льготу (3—4-летний обязательный перерыв в службе казачьего обер-офицера, вызванный необходимостью развертывания казачьих полков 2-й и 3-й очереди в случае войны), полагавшуюся в Оренбургском казачьем войске после трех лет строевой офицерской службы, Дутов решил перевестись в инженерные войска, где в строевой службе офицера не было таких перерывов, как в казачьих войсках. Вероятно, за счет этого он хотел быстрее выслужить следующий чин. На проблеме офицерской льготы имеет смысл остановиться более подробно