Эмма обнаружила, что полностью лишилась права на свою отдельную жизнь. Она была обязана существовать, как тяжелобольной в клинике: есть только в определенное время и только то, что велит ей муж, ложиться спать не тогда, когда ей хочется, а когда это положено по системе, составленной Реймондом. И так во всем. Она и вправду начала превращаться в живой инкубатор. Единственное, что хоть немного скрашивало ее беспросветную жизнь, — визиты матери Реймонда, Селии. Беседы с этой доброй и сердечной пожилой дамой согревали одиночество Эммы, ведь муж с самого начала дал ей понять, что не одобряет ни развлечений вне дома, ни визитов подруг.
Однако самое худшее было не это. Страшнее всего было то, что, несмотря на все усилия, Эмме никак не удавалось забеременеть. Прошло полгода, и Реймонд стал требовать, чтобы она проверилась у врача. Эмма отнекивалась, он настоял на своем. Пришлось пройти все унизительные, долгие обследования. Когда же врач наконец подтвердил, что у нее все в порядке, Эмма понадеялась, что ее муж немного успокоится. Не тут-то было! Предписанный ей режим и диета стали еще жестче. Не выдержав, она осмелилась намекнуть Реймонду о том, что неплохо было бы ему самому пройти обследование у врача. Говоря с ним об этом, Эмма дрожала от страха. Но к ее радостному удивлению, муж спокойно согласился это проделать.
Результат обследования стал для него страшнейшим ударом. Врач заявил, что у него олигоспермия — то есть, попросту говоря, он не способен к нормальному зачатию. Хотя, чтобы успокоить своего нервного пациента, он добавил, что иногда и таким мужчинам удавалось обзавестись потомством. Намного хуже было другое. Анализ крови показал, что у Реймонда имеются симптомы лейкемии. Как медик он знал, что эта болезнь неизлечима. Знал он и то, что именно от лейкемии когда-то умер его отец. Это страшное известие превратило желание иметь ребенка в навязчивую идею: любой ценой оставить после себя потомка семьи Форстер. И когда он узнал, что в одной нью-йоркской клинике проводятся эксперименты по искусственному оплодотворению, он немедленно ухватился за эту возможность. Только бы долгожданный ребенок наконец появился на свет.
Эмма не протестовала. Что она могла поделать с мужем, которого известие о смертельной болезни превратило в настоящего маньяка? Она уже давно поняла, что Реймонд не любит ее. Он вообще был неспособен любить кого-нибудь кроме себя. И даже ребенок, если он родится на свет, станет для него только предметом гордости, но не любви.
Они отправились в Нью-Йорк. Три месяца непрерывных обследований, мучительных, противных процедур. Она так надеялась, что все это будет не напрасно. Но одна за другой все попытки завершались неудачами. Им пришлось вернуться ни с чем…
Разочарование и изнурительное путешествие подкосили здоровье Реймонда. Ему становилось все хуже. Он теперь редко вставал с постели. Но, несмотря на свою все возраставшую слабость, опять возобновил попытки наградить Эмму ребенком.
Эмма терпела все. Близость с мужем давно превратилась для нее в тягостную обязанность, почти пытку. Лежа под его истощенным болезнью, дрожащим от лихорадочного возбуждения телом, она особенно остро ощущала свою ненужность. И секс из удовольствия превращался в муку…
И вот сегодня она опять получила подтверждение тщетности своего терпения и страданий Опять ничего! Эмма не заметила, как безумное желание мужа иметь ребенка захватило и ее саму; ей казалось, что дитя сможет изменить ее безрадостное существование, даст ей цель жизни. Наконец у нее появится существо, которое будет бескорыстно ее любить. И к тому же оно скрасит последние месяцы, жизни Реймонда. Эмма видела, что он угасает на глазах…
Погруженная в тягостные раздумья, Эмма не заметила, как опустился вечер. За окнами потемнело, зажглись фонари, а она все сидела неподвижно, подперев голову руками…
Так прошло еще несколько дней — безрадостных дней, неотличимых один от другого. Эмме становилось все тяжелее на душе. Реймонд медленно гас, и, чтобы помочь Эмме, Селия перебралась жить к ним. Больной стал по-детски капризным, постоянно что-нибудь требовал и страшно сердился, если его приказы тут же не исполняли. Жена и мать старались всячески ему угождать и ни в чем не перечили.
Однажды утром Эмма услышала, что муж зовет ее. Сорвавшись с места, она поспешила в его спальню. Реймонд последнее время проводил большую часть дня в постели. Завидев Эмму, он с трудом поднялся и поманил ее к себе.
— Эмма, подойди сюда. Сегодня мне получше…
— Я очень рада, дорогой. Ты чего-нибудь хочешь?
— Я хочу, чтобы мы с тобой попробовали еще раз… Ведь у тебя сегодня как раз подходящий день, по моим расчетам?
— Реймонд, опомнись! Ты же еще так слаб… — ахнула Эмма.
— У меня достаточно сил, чтобы сделать тебе ребенка, — усмехнулся он. — Последнее время я кое-что принимал. Это обязательно должно дать результат.
Эмма была в полнейшей растерянности. Реймонд был так слаб, что близость с ней могла его убить. Но ее отказ мог повлечь за собой столь же печальные последствия. Она безвольно кивнула и привычным жестом стала расстегивать блузку.
— Погоди, — остановил ее муж. — Отойди на пару шагов. Я хочу видеть тебя всю.
В последнее время возбудить его становилось все труднее — болезнь брала свое. Для этого нужно было приложить немало стараний. И Эмма старалась. Медленными, чувственными движениями она стащила с себя блузку, стала расстегивать брюки — то приближаясь к Реймонду почти вплотную, то внезапно отступая назад. Она замирала в соблазнительных позах, изгибаясь, проводя руками по своей высокой груди, по бедрам. В глазах Реймонда вспыхнули огоньки.