– Не знаю, – честно признался Крупенников.
– И я пока не знаю, – вздохнул Харченко. – А знать обязан. Самое страшное, знаешь что?
– Что?
– Лейтенант тот – сын врага народа. Отца его приговорили к высшей мере социальной защиты, а сыну доверили Родину защищать. И он пятнадцать человек убил. Своих. Ему еще раз шанс дали. И я тут затем, чтобы этот пацан свой шанс до конца использовал. Чтобы ему потом жить не было бы стыдно. Или чтобы погиб он. Но – смертью храбрых. Вот такая у меня алгебра войны, комбат. Понимаешь?
Крупенников молча кивнул.
– А ты говоришь, знать не хочешь, кем они были, – продолжил Харченко. – Так что, майор, ты заходи ко мне. С делами знакомиться.
– Ознакомлюсь, товарищ майор. Когда время будет.
Харченко хмыкнул и встал. Надев фуражку, повернулся к Крупенникову:
– У тебя, комбат, времени здесь не будет. Запомни это.
И ушел, хлопнув дверью.
Особист оказался прав. За неделю у комбата не нашлось ни одной свободной минуты. Предписания, наряды, приказы, планы, отчеты…
Это только в кино война – стрельба и подвиги. Для рядового – это изматывающая физическая работа. Для командира батальона не менее изматывающая писанина. И нельзя просто подписать, нужно обязательно вникнуть. Например, обосновать перед начальством перерасход патронов на учебных стрельбах. Это в сорок втором экономили на учебе – не было ни времени, ни ресурсов. А вот уже с весны сорок третьего части, отведенные на переформирование и отдых, продолжали тренировки. И что характерно, никто не возмущался этим. Даже ветераны сорок первого, прошедшие через тот кровавый ад, послушно ползали по-пластунски и отрабатывали штыковой бой. Все понимали: кровь спасается по́том. И штрафники, хотя и ворчали по старым, офицерским еще привычкам, послушно совершали марш-броски, рыли окопы в полный профиль, собирали-разбирали оружие на скорость. Да, Красная Армия образца сорок четвертого года научилась многому. Но и отучилась от многого. Например, от шапкозакидательства.
Даже замполит на своих политинформациях постоянно подчеркивал, что скоро армия вступит на территорию Германии. В этом сомнения нет и быть не может…
– Но, граждане переменники, необходимо помнить, что раненый зверь, загнанный в свою берлогу, дерется с удвоенной, а то и утроенной силой.
Проходивший мимо замполита комбат удивился – откуда субтильный очкарик-замполит знает, как звери в своих берлогах дерутся? Или набрался штампов на политкурсах в армии? Не похоже. Бойцы слушают его внимательно, да и говорит он увлеченно.
Знакомство с замполитом произошло при весьма забавных, если не сказать комических, обстоятельствах. Тот попросту свалился комбату на голову. В прямом смысле этого слова. После разговора с особистом майор вышел на воздух. Проходя мимо машин, с любопытством разглядывал пополнение – без ремней, со следами сорванных погон и орденских колодок, больше напоминавших арестантов, а не солдат. Впрочем, таковыми они являлись и фактически, и юридически. Разглядывал и думал, что Свинцова надо утвердить в должности комроты и отправить в штаб фронта предписание на повышении в звании.
Пока рассматривал и размышлял, на голову Крупенникову свалилось что-то мягкое, сбило фуражку, а потом еще и чем-то твердым ударило по голове. Оказалось, это замполит выкинул, не глядя, из кузова мешок с газетами, а потом попытался лихо спрыгнуть сам. И угодил комбату каблуком в темечко. Хорошо, что вскользь, и хорошо, что каблуки без новомодных подковок. Замполит долго извинялся, но Крупенников только досадливо махнул рукой и ушел по своим делам, потирая вскочившую на макушке шишку.
За неделю Крупенников поговорил с замполитом только раз, когда тот принес на подпись план своих политинформаций. Но комбат был так замотан, что только рявкнул на него:
– Ты кто?
– Я?
– Ну, не я же!
– Зам… Заместитель командира по политической части… – пробормотал сбитый с толку очкастый парень.
– Вот и иди, занимайся своими политическими делами! Некогда мне!
Замполит исчез. Крупенников досадливо помотал головой, отгоняя мысль, что он так и не узнал, как его фамилия. А через неделю за Крупенниковым явился офицер связи из штаба фронта.
Вернулся майор только через сутки. Привез кипу приказов, в том числе и о повышении Свинцова, и сразу собрал совещание.
– Задача, товарищи, перед нами простая. Более того, архипростая, – начал Крупенников. – Завтра ровно в семь ноль-ноль батальону стоять, в полном боевом, у дороги. Подойдут грузовики. Нас перекидывают на северный фланг фронта. Мы идем на острие наступления, сбиваем заслоны, прорываем оборону, расчищаем дорогу гвардейцам. В усиление придается танковый батальон. Новые «тридцать четыре-восемьдесят пять».
Командиры одобрительно загудели. Наконец-то доведенный до ума «Т-34-85» мог драться на равных даже с «тиграми», при умелом, конечно, использовании и разумной дистанции. Да и надежностью отличался.
– Собственно говоря, нашему батальону доверена высокая честь, – дождавшись, когда офицеры приутихнут, продолжил комбат. – Мы должны первыми войти на территорию Восточной Пруссии.
Крупенников опустил слова командующего фронтом: «Если сможете…» Опустил намеренно. Впрочем, это сделал бы любой нормальный комбат.
– Прошу замполита донести до переменного состава эту информацию. Кстати, старший лейтенант… А какая у вас фамилия? – неожиданно спросил Крупенников.
Замполит вскочил, зачем-то поправил круглые очки и, втянув голову в плечи сказал:
– Финкельштейн, Яков. Извините…
– А чего извиняешься, замполит? – повернулся к нему всем корпусом Харченко. – Стесняешься еврейского происхождения?
Замполит опять поправил очки, вечно съезжающие на кончик носа:
– У меня мама русская, между прочим…
– Да хоть китаянка! – усмехнулся особист. – Мы тут все люди советские, вне зависимости от национальности.
– Вам-то хорошо, – с неожиданной обидой сказал Финкельштейн. – А у меня как фамилию узнают, так сразу начинают…
– Что начинают, Яш? – подал голос Заяц.
– Раз еврей, сразу в замполиты, чтобы на тепленькое местечко!
– Это кто так сказал? – прищурился Харченко.
– Да это не здесь, – мотнул головой замполит.
– Яша… – проникновенно сказал Заяц. – Во-первых, ты на еврея ни разу не похож. Во-вторых, ты даже не обрезан, я в бане видел. А вот Иксамбаев из моей роты обрезан. Я тоже в бане видел. В-третьих, у тебя медаль «За отвагу» есть?
– Есть, – кивнул замполит.
– И «звездочка» есть?
Замполит снова кивнул.
– А «За оборону Москвы»?
– Есть, сразу после ополчения получил…
– Так вот, Яша… Кто тебе еще раз скажет, что ты поц, ты сначала сам ему в рожу дай, а потом нас позови. Мы еще добавим. Понял, Яша?
Под общий смех Крупенников продолжил:
– Яков, а вы откуда родом?
– Из Омска, а что? Не из самого, правда.
– На зверя ходил?
– Так батя у меня еще с царских времен там осел. Сначала на зверя хаживал, потом на беляков. Потом женился на маме, меня родил. Потом мы вместе хаживали… – забавно было слушать сибирские словечки из уст Яши Финкельштейна.
– На беляков? – хохотнул кто-то из офицеров.
– На беляков я не успел, а вот на зверя – бывало. А почему вы спросили, товарищ майор?
– К слову пришлось. Очень уж ты ладно про зверя в берлоге докладывал. Как по писаному.
– Так я по писаному. В смысле, доклад из фронта прислали. Вот я и читал.
Крупенников махнул рукой. Смех смехом, а делом надо заниматься.
– По прибытии на место получим двойной боекомплект. Сухпайки также двойные. Спирт получать будем по ходу наступления.
– Серьезно все… – качнул головой Лаптев.
– Серьезнее некуда. Итак, товарищи офицеры, получаем карты…
И началась обычная командирская работа.
Глава 2
Будущее, 2297 год
Впервые за всю историю человечества собрался Единый Штаб Обороны. Возглавлял его сам Автарк Восьмой – Клаус Маурья. Буквально на ходу историки анализировали военные труды предков, пытаясь понять военную систему, давно и прочно забытую эйкуменцами. Общим голосованием были выбраны из сенаторов начальник штаба, начальник оперативного отдела, начальник особого отдела, верховный комиссар и прочие адъютанты с ординарцами. Кто и чем должен заниматься, мало кто понимал, но времени для настоящего изучения катастрофически не хватало. Ящеры, как пока называли Чужих, руководствуясь скудными внешними данными, полностью оккупировали Западный сектор и продолжали выдавливать людей из Северного и Южного секторов, захватывая планету за планетой.