– Принеси корзину, – подал он голос.
Все вместе мы перебрались через сетку ограждения.
– Идите за мной, – скомандовал отец.
Мы оказались в темном тоннеле между двумя стройными рядами ветвистых апельсиновых деревьев. Отец остановился и принялся срывать апельсины с нижних ветвей ближайшего дерева. Вид у него был очень свирепый, он яростно сдирал апельсины, и казалось, что ободранные ветви сердятся ему в ответ, злобно раскачиваясь и шурша листвой. Отец бросал плоды в корзинку, которую держала мама. Иногда он промахивался, и тогда я подбирал непокорный апельсин и опускал его в корзину. Отец переходил от дерева к дереву, опустошая нижние ветви.
– Достаточно, папочка, – сказала мать.
– Э-э, какого черта?! – огрызнулся отец и продолжил сбор.
И тут из-за дерева вышел высоченный мужчина. В руках у него было ружье.
– Так, приятель, чем это ты тут занимаешься?
– Собираю апельсины. Их здесь полно.
– Это мои апельсины. Скажи своей женщине, чтобы она вывалила все из корзины на землю.
– Да этих апельсинов тут хоть жопой жри. Не обеднеешь, если я возьму несколько.
– Ты не возьмешь ни одного. Скажи, пусть вываливает.
Мужчина направил ружье на отца.
– Вывали, – сказал отец матери.
Апельсины покатились по земле.
– А теперь, – продолжил мужчина, – убирайтесь из моего сада.
– Куда тебе столько, все равно все не съешь?
– Я сам знаю, куда и сколько. Убирайся отсюда.
– Таких, как ты, надо вешать!
– Я владелец, и закон на моей стороне. Проваливай! – И он снова вскинул ружье.
Отец повернулся и пошел, мы потянулись за ним. Владелец рощи конвоировал нас до самой дороги. Наконец мы загрузились в машину, но это был именно тот случай, когда она не завелась. Отец взял ручной стартер и вышел. Он дважды провернул маховик, но двигатель не реагировал. Отец покрылся испариной. Мужчина стоял у дороги и наблюдал.
– Ну давай, заводи свою консервную банку! – неожиданно выкрикнул он.
Отец, который приготовился было крутануть снова, отвлекся:
– Мы не на твоей территории! И можем стоять столько, сколько пожелаем, черт возьми!
– Разбежался! Убирай отсюда свою колымагу, да побыстрее!
Отец прокрутил ручку, двигатель взревел, но тут же заглох. Мать молча сидела с пустой корзинкой на коленях. Я боялся даже смотреть на человека с ружьем. Отец снова налег на рукоятку, и машина завелась. Он впрыгнул в машину и принялся работать рычагами на руле.
– Не появляйся здесь больше, – напутствовал собственник с ружьем. – В следующий раз так легко не отделаешься.
Отец резко взял с места. Хозяин апельсиновой рощи продолжал стоять у дороги и наблюдал. «Форд» быстро набирал скорость. Неожиданно отец затормозил, выполнил крутой поворот на 180 градусов и помчался к тому месту, где остался грозный враг. Но мужчины у дороги уже не было. И мы вновь понеслись прочь от апельсиновой рощи.
– Однажды я вернусь и прикончу эту тварь, – пообещал отец.
– Папочка, я сегодня приготовлю замечательный ужин. Что бы ты хотел? – спросила его мать.
– Свиную отбивную!
Никогда раньше я не видел, чтобы отец ездил так быстро.
3
У моего отца было два брата. Младшего звали Бен, старшего – Джон. Оба алкоголики и тунеядцы. Мои родители частенько говорили о них.
– И тот и другой полные ничтожества, – твердил отец.
– Просто вы вышли из трудной семьи, папочка, – возражала мать.
– Твой братец тоже пустышка!
Брат моей матери жил в Германии. Отец поносил его не реже родных братьев.
Был у меня еще дядя Джек – муж сестры отца, которую звали Элеонора. Я никогда их не видел, потому что отец разругался с ними.
– Видишь этот шрам у меня на руке? – спрашивал меня отец. – Это сделала Элеонора карандашом, когда я был еще совсем маленьким. Он уже никогда не зарастет.
Людей мой отец не любил. Не любил и меня.
– Детей должно быть видно, но не слышно, – говорил он мне.
Был воскресный полдень, и бабушка Эмили не приехала.
– Мы должны навестить Бена, – сказала моя мать. – Он умирает.
– Он постоянно занимал у Эмили деньги и просерал их в карты или тратил на своих баб и выпивку.
– Я знаю, папочка.
– Теперь он сдохнет, и Эмили останется без гроша.
– И все же мы должны навестить Бена. Врачи сказали, что ему осталось недели две.
– Ну хорошо, хорошо! Мы поедем!
Мы загрузились в «форд» и поехали. Отец сделал остановку возле рынка, и мать купила цветы. Путь наш лежал в горы. Когда достигли подножья, отец свернул на маленькую извилистую дорогу, ведущую наверх. Дядя Бен лежал в санатории для больных туберкулезом.
– Должно быть, это стоит Эмили кучу денег – содержать Бена в таком месте, – сказал отец.
– Может, Леонард помогает? – предположила мать.
– Леонард нищий. Он все пропил и промотал.
– А мне нравится дедушка Леонард, – сказал я.
– Детей должно быть видно, но не слышно! – гаркнул отец и продолжил: – Этот Леонард был добр со своими детьми, только когда надирался. Вот тогда он и шутил с нами, и раздавал деньги. Но когда папочка был трезв, не было в мире человека жаднее и подлее его.
«Форд» легко взбирался по горной дороге. Воздух был свеж и прозрачен.
– Приехали, – сказал отец, выруливая на стоянку возле санатория.
Мы все вышли, и я, вслед за родителями, забежал в здание. Когда мы вошли в палату, дядя Бен сидел на кровати и смотрел в окно. Он повернулся. Это был очень красивый мужчина: худощавый, черноволосый, с темными глазами, которые блестели, словно бриллианты на свету.
– Здравствуй, Бен, – сказала мать.
– Здравствуй, Кейти, – отозвался дядя и посмотрел на меня. – Это Генри?
– Да.
– Садитесь.
Отец и я сели.
Мать осталась стоять:
– Мы привезли цветы, Бен. Но я не вижу вазы.
– Да, прекрасные цветы, Кейти, спасибо. Но вазы действительно нет.
– Я пойду поищу, – сказала мать и вышла вместе с цветами.
– Ну, где же теперь все твои подружки, Бен? – спросил отец.
– На подходе.
– Сомневаюсь.
– Они на подходе.
– Мы здесь только потому, что Катарина хотела видеть тебя.
– Не сомневаюсь.
– Я тоже хотел видеть тебя, дядя Бен. Я думаю, ты хороший, – сказал я.
– Хороший кусок говна, – добавил отец.
В палату вошла мать с цветами в вазе.
– Вот. Я поставлю их на столе возле окна.
– Замечательный букет, Кейти.
Мать села.
– Нечего рассиживаться, – сказал отец.
Дядя Бен запустил руку под матрац и достал пачку сигарет. Он вытянул одну, зажег спичку, прикурил и глубоко затянулся.
– Тебе же не разрешают курить, – заговорил отец. – Я знаю, где ты берешь сигареты. Их приносят твои шмары. Ну что ж, я скажу докторам, и больше ни одна блядь сюда не проникнет!
– Кончай пороть чушь, – ответил дядя.
– У меня есть желание выдрать эту сигарету у тебя изо рта вместе с губами! – продолжал злиться отец.
– У тебя никогда не было приличных желаний, – усмехнулся дядя.
– Бен, – вмешалась мать, – ты не должен курить. Это убьет тебя.
– Я прожил хорошую жизнь, – ответил дядя.
– Ничего хорошего не было в твоей жизни, – не унимался отец. – Врал, занимал деньги, блядовал и пил. Ты не работал ни одного дня в своей жизни и теперь подыхаешь в двадцать четыре года!
– Это было весело, – сказал дядя и вновь крепко затянулся.
– Пошли отсюда, – сказал отец, поднимаясь. – Он сумасшедший!
За ним встала мать. Затем я.
– Прощай, Кейти, – сказал дядя. – И ты, Генри, прощай. – Он взглядом показал, к какому Генри обращается.
Мы проследовали за отцом через холл санатория и вышли на стоянку к нашему «форду». Машина завелась, и мы стали спускаться вниз по извилистой горной дороге.
– Нужно было посидеть подольше, – сказала мать.
– Ты что, не знаешь, что туберкулез заразен? – спросил отец.
– Я думаю, дядя хороший, – сказал я.
– Это болезнь делает его похожим на хорошего человека, – сказал отец. – К тому же кроме туберкулеза он подхватил еще много всякой заразы.
– Какой заразы? – заинтересовался я.
– Тебе еще рано знать, – ответил отец.
Он лихо вел машину вниз по извилистой горной дороге, пока я думал над его словами.
4
И снова было воскресенье, и мы ехали в нашем «форде» в поисках дяди Джона.
– У него совсем нет честолюбия, – говорил отец. – Я никогда не видел, чтобы он поднял свою дурацкую голову и прямо посмотрел людям в глаза.