О Боже, помоги мне разобраться во всем! И прежде всего в самой себе, беззвучно застонала Дженнифер.
Неожиданно у нее появилась слабость в коленках. Сознание стало покидать ее, и она уже приготовилась было плюхнуться на пол, как вдруг сильные руки подхватили ее и не дали упасть. Бардалф стоял около нее так близко, что их губы почти соприкасались. На какой-то миг ею овладело безумное желание приподняться на цыпочках и поцеловать его в губы. Ну не сумасшедшая ли она в самом деле? Куда же девалось ее никогда не подводившее умение властвовать собой, подавлять в нужный момент ненужные инстинкты и желания? Никогда еще она не испытывала ничего подобного. Никогда еще ни один мужчина не вызывал в ней такого сильного физического притяжения, какое вызвал минуту назад Бардалф.
К счастью, он даже не догадывался, какие чувства нахлынули на нее. Реакция собственного тела просто шокировала ее. Ей казалось, что она вся светится изнутри и пылает снаружи. Щеки ее горели, глаза сияли, сердце бешено колотилось. Если бы Лу попросила ее коротко охарактеризовать эмоциональное состояние, в котором она оказалась, ей было бы достаточно произнести лишь два слова: эротическое возбуждение.
Какой ужас! Неужели в ней начал прорастать интерес к греховности? От стыда она густо покраснела. И тут же ее мозг пронзила жуткая мысль: может быть, по своей природе она была самая обыкновенная шлюха? Может быть, такой была ее мать, и ей суждено пойти по стопам родительницы? Вот она, ее наследственность!.. Нет, такого не может быть! Она не должна становиться на путь греха, по которому из века в век идут представительницы первой древнейшей профессии!
— Дженнифер, — пробормотал Бардалф и еще теснее прижался к ней.
— Пусти меня! — застонала она и высвободилась из мягкого кольца его теплых рук. — И не смей больше трогать! — Тон ее голоса стал твердым и категоричным. — Если ты все-таки выгонишь меня из дома, я тут же найду способ вернуться сюда. Обещаю тебе.
В его глазах заплясали веселые искорки-гномики, и он сказал:
— Я запру на дубовые засовы все двери.
— Я разобью окно и все равно проникну в особняк.
— И через окно будешь втаскивать сына?
Дженнифер заскрежетала зубами, осознав, что спонтанно придуманный ею способ возвращения в «Монтрозский угол» никуда не годился. Но это не усмирило ее, и она тем же твердым, категоричным тоном произнесла:
— Итак, ты вышвыриваешь женщину с ребенком из дома, в котором они оба родились. И как же после этого к тебе будут относиться почтенные граждане Монтроза? Ты задумывался над этим?
— Как к прокаженному, — ответил Бардалф и равнодушно пожал плечами. — Однако это не помешает мне по-прежнему спать спокойно.
Да, это ему не помешает. Она знала, что его никогда не волновало и не пугало мнение других людей. В отчаянии Дженнифер решила прибегнуть к еще одной тактике. Пожалуй, это будет ее последняя попытка вызвать хотя бы крупицу сострадания в каменном сердце Бардалфа.
— Энди страдает астмой, — приглушенным голосом сказала она. — Приступы удушья у него могут быть вызваны и эмоциональными перегрузками. Неужели ты хочешь, чтобы на твоей совести висело еще и здоровье ребенка?
— Новое проявление болезни у твоего сына было бы неприятно для всех нас, — согласился с ней он. — И что же ты предлагаешь? Я купил этот дом и хочу жить в нем. А ты не хочешь выезжать из него. Налицо столкновение интересов. Каков же выход из сложившейся ситуации?
Эти слова удивили Дженнифер. Она уже совсем было разуверилась в его гибкости, в способности перейти от позиции твердолобого упрямства к тактике спокойных, сдержанных переговоров.
— Сообщи Питу, что ты сделал ошибку, приобретя у него особняк, — предложила она. — Уговори его выкупить дом обратно.
— Дохлый номер. — Бардалф покачал головой. — Он уже наверняка потратил мои деньги на выплаты долгов. Иначе его опять изобьют.
— Опять? Что ты имеешь в виду? — Краска мгновенно покинула лицо сводной сестры Пита, и она спросила обеспокоенным голосом: — Где он сейчас? Что с ним случилось?
— Странно, тебя волнует судьба Пита, тогда как он всегда относился к тебе с полным безразличием, — заметил Бардалф. — Насколько я помню, из вас двоих он был любимым ребенком. После окончания школы его послали учиться в университет, а тебе не дали возможности даже закончить школу. Ему было наплевать, что вы с ним всегда находились в неравном положении, что о нем постоянно заботились, а о тебе забывали. Ты в его жизни вообще никак не фигурировала. Он никогда не принимал тебя в расчет…
— Между Питом и мной было одно существенное различие, — неожиданно резким тоном прервала его Дженнифер.
— О, разумеется, — не дал ей закончить мысль Бардалф. — Этому подонку дозволялось все, а об тебя вытирали ноги, как о половик у двери.
— Дело в том, что я… я была… — О’кей, пусть она была половой тряпкой. Хотя ему и не следовало бы акцентировать на этом внимание и тем самым лишний раз травмировать ее. — Да, я находилась в бесправном положении. В «Монтрозском углу» у меня не было кровных родственников, и ты знаешь об этом. Но мне повезло хотя бы в том смысле, что я смогла здесь вырасти — меня кормили и одевали…
— И постоянно, изо дня в день запугивали, — перебил он ее. — Они издевались над тобой за то, что твоя мать вытворяла с этой важной персоной по имени Юджин Кеттл. Твои надзиратели — тетушка Берта и Юджин — превратили тебя в послушную, безликую, пугливую мышку, которая боялась лишний раз открыть рот, чтобы вдруг не проронить лишнее слово…