А потом случилось помутнение. То ли юность под градусом пригрезилась, то ли аура исходила от женщины… Он сидел рядом с ней и видел лишь неясный контур лица, который оживал от света фонарей, озарялся желтоватым оттенком, от которого картина, впрочем, не прояснялась, а становилась, напротив, расплывчатой и неосязаемой. Он что-то тихо произнес, обращаясь к женщине. Она ответила. «Почему мне так знаком ваш голос?» – поразился Кравцов. – Убежден: мы ни разу в этой жизни не встречались»… Женщина негромко рассмеялась. «Мы встречались с вами в прошлой жизни». Очевидно, так и было. Первое впечатление прошло. С большим облегчением он констатировал, что особа незнакома. И затмение потихоньку делало свое черное дело. Женщина весьма одинока и печальна. У нее большие глаза, неторопливые движения. «Простите, пожалуйста, – произнес он, волнуясь. – Вы не очень торопитесь?» Оказалось, что не очень.
Они покинули такси задолго до места назначения. Бродили по вечерним улочкам, скупо освещенным фонарями. На Кравцова снизошла нелепая блажь. Он менялся на глазах, становился другим человеком. Говорил о себе, о погоде, вспоминал смешные анекдоты. Женщина смеялась, отвечала тем же. Но о себе повествовала расплывчато: кто такая, где работает, возможно, она и говорила, но в голове абсолютно не осело. Звать Наташа, вроде бы приезжая, снимает квартиру, засиделась у подруги, побежала к ресторану ловить такси… Только сейчас он начинает понимать, что вела она себя довольно странно. Они не шли по освещенным улицам, где даже в поздние часы плотное движение, а первые этажи зданий отданы неоновому капитализму. Наташа уводила его в какие-то переулки и подворотни, уверяя, что так ближе. Кравцов не возражал. Хулиганов не было, перевелись в эту ночь на земле хулиганы. Может, так и надо. Может, она стесняется… В темном закоулке он обнял ее за плечи, повернул к себе, поцеловал. И зажмурился, ожидая немедленной порки. Женщина негромко засмеялась. Ее глаза блестели. Кравцов поплыл по волнам блаженства… А дальше было как в кино. Первое время он еще ориентировался в нагромождениях домов, узких улочках с разбитыми фонарями, подсознательно подмечая, что идут они параллельно улице Вертковской. Но вскоре свернули и угодили в самый рассадник деревянных двухэтажных домов, построенных еще в сороковые годы прошлого века для рабочих эвакуированных заводов. В этих лабиринтах и днем несложно заблудиться, было бы желание. А желанием Кравцова обеспечили надежно. «Извини, но я здесь живу, – прошептала Наташа, целуя его горячими губами. – На более приличный район не хватает денег… Не зайдешь ко мне на чашку чая?» Она еще спрашивает! Он зашел бы даже на чашку уксуса! В голове творилось что-то беспорядочное. Эта женщина легко и просто делала из него идиота. В глазах двоилось, он не помнил, как вошли в барак. В голове отложилась облупленная лестница, пыльное недоразумение в плафоне, освещающее исключительно себя, поворот налево, поворот направо (или наоборот?), допотопная деревянная дверь, в которую Наташа вставляла ключ. Он дрожал от нетерпения, был близок к самовозгоранию, не догадываясь, что приставка «само» здесь неуместна, а причиной возгорания стал поджог…
Как-то аврально проходила эта ночь – словно отчитываться предстояло перед начальством. Никогда Кравцов не отмечал за собой склонностей к сексуальному гигантизму. Семейная жизнь вообще такому не способствует (жена Альбина легко бы отхватила первый приз на конкурсе «Мисс фригидность»). А в эту ночь как плотину прорвало! Он выступил в полной красе. Незнакомка притягивала сильнейшим магнитным полем. Ее глаза блестели в темноте, упругое тело послушно изгибалось и вилось вокруг Кравцова. Откуда у нее такой сексуальный опыт? Лучше не думать. Ночь текла без электрического света. Из всей обстановки он запомнил лишь забавно скрипящую кровать, угол древнего буфета, криворукий тополь в полумгле за квадратом окна, да источающие волшебное мерцание огромные глаза напротив. Даже в душ Кравцов не ходил, да и был ли душ в этом странном доме? Здесь, наверное, по старинке моются в тазике на кухне…
Сказка завершилась, прямо скажем, не очень. Волшебная ночь пролетела как в тумане. «Тебе пора, любимый, – сказали ему на ухо. – Беги к жене, созвонимся». За окном еще не рассвело, этот факт удержался в голове. Голос лежащей рядом женщины звучал как установка. А далее – снова пропасть, он не помнил, как одевался, уходил, спускался по лестнице, бродил по закоулкам и задворкам, словно заблудившийся грибник… В себя Кравцов пришел от длинного автомобильного гудка, прозвучавшего, как сигнал к казни. Чуть инфаркт не схватил. Проехала машина, он отправился вслед за ней, появившись вскоре на улице Вертковской, вблизи телецентра…
Смекалки хватило – выклянчить в киоске бутылку паленой водки. Половину выпил, остальным облился, а в подворотне рядом с домом стянул с себя пальто и хорошенько по нему потоптался. «Сделку отметили, – буркнул Кравцов, проходя мимо бледной и не спавшей жены. – По башке дали, ничего не помню». Она не бросилась ему на шею, как-то странно посмотрела, но ему было глубоко до лампочки.
С этой ночи и начались в мироощущении Кравцова необратимые изменения. Наташа не позвонила, он не помнил, давал ли ей свой номер сотового. Ни в этот день, ни в следующий, ни в последующий. Он даже дом не запомнил! Одержимость грызла Кравцова. Он тупо бродил по району, примыкающему к улице Вертковской, уныло обходил одинаковые бараки, мялся у подъездов, полагая, что сердце подскажет. Дважды нарывался на хулиганов, трижды – на стаи бродячих собак, насилу унося ноги, но только распалялся. Жизнь неслась кувырком: тоска дремучая, работа валится из рук, к алкоголю начал проявлять симпатию, жена странно посматривает, электронные письма со смутными угрозами… А главное, женщина, с которой он провел ночь и в которую влюбился, как гимназист, исчезла из его жизни, оставив после себя лишь клиническую патологию…
Недели через две чудо повторилось. Он начал приходить в себя, зашел после работы в кабачок – пропустить стаканчик глинтвейна. Пропустил и второй, благо полумрак и приглушенный говор располагали. Кто-то подошел к столику, сел слева. «Хорошая шубка, – машинально отметил Кравцов. – Проститутка, наверное». Он собрался открыть рот и ляпнуть, что по правилам этикета женщина в заведении садится справа от мужчины (либо же напротив), поднял голову… и обомлел. Страх, восторг, вакуум в желудке. По лицу незнакомки сновали тени. Зовущий магнетический блеск в глазах. И снова все перемешалось в Кравцове. Словно не было этих двух недель. «Извини, что не позвонила, – сказала Наташа. – Замоталась с делами»… Взяла его за руку, как ребенка, повела из кабачка. Спросить, откуда она здесь, конечно, не отважился. И снова ночь пролетела как в бреду. Заднее сиденье такси, Наташа бросает водителю, куда ехать, погружается в его объятия, он ищет сладкие губы… Очень долго идут пешком (не по спирали ли?), барак погружен в темень – ни лампочки, ни фонаря – какая разница? И снова он не помнил, как поднимались в этот дом посреди замшелого барачного района, который все никак не могут снести… Повороты, дверь, полутемная квартира, ветхая мебель, кровать. Криворукий тополь в квадрате окна, гнущий ветви под напором ветра – словно монстр, растопыривший конечности… Волшебная ночь любви. Откуда столько энергии скопилось в Кравцове? Работал не покладая рук, наслаждаясь упоительной близостью. Крышу снесло окончательно. На пике эмоций прямо из кровати позвонил жене, заявив, что подает на развод и домой ночевать не придет! Глаза Наташи поощрительно блестели в темноте, ласковые руки гладили интимные места, ласкали, будоражили…