– Наверное, каждый поступил бы так на вашем месте, – сказала я, чтобы как-то приободрить пенсионера, терзаемого угрызениями совести.
– Ну, не знаю, каждый, не каждый, но я начал зондировать почву. Мне были известны фамилии тарасовских коллекционеров, которых могли бы заинтересовать антикварные вещи царской эпохи, и я попытался наладить с ними контакты. И выяснилось, что один из них не так давно умер, второго посадили, а третий уехал за границу. Короче, ничего путного с реализацией антиквариата у меня не получилось. К счастью, ситуация с деньгами как-то разрешилась сама собой. Жене выдали зарплату, дочь пошла работать, я же сидел с внуком. – После недолгого молчания Степанов продолжил рассказ: – С тех пор прошло уже больше десяти лет. Знаете, со временем я как-то стал забывать про музейные экспонаты, спрятанные в Калиновке… Во всяком случае, я уже не думал каждую минуту – как бы их вернуть в наш тарасовский «Эрмитаж»? Вспомнить о них мне пришлось три года тому назад, когда дочь решила построить загородный дом. Она ведь у нас еще в начале века в бизнес ударилась, начала стройматериалами торговать, причем весьма успешно. Мои родители к тому времени умерли, вот Арина и задумала их дом снести, а на его месте поставить современный коттедж. Она спросила мое мнение на этот счет. Я не возражал, хотя снос дома был неизбежно сопряжен с хлопотами – предстояло куда-то перепрятать мой клад.
– Неужели после смерти ваших родителей драгоценности так и лежали в пустом доме? – удивилась я. – Вы не боялись, что их случайно найдет какой-нибудь бомж?
– Не боялся. Родительский дом стал нашей дачей. С весны по осень мы жили там с Лидией, дети приезжали к нам на выходные. Зимой, конечно, туда могли залезть погреться бомжи. Но с чего бы эти непрошеные гости принялись разбирать стену? Да и соседи приглядывали за нашим домом.
– Понятно, – кивнула я, давая ему понять, что можно двигаться дальше.
– Я долго думал, где бы обустроить новый тайник, а потом решил, что не стоит сильно мудрствовать, все равно никто не знает, что я обладаю такими несметными сокровищами, – Степанов чему-то горько усмехнулся, – поэтому и искать их никто не будет. В общем, я на какое-то время забрал футляр для молитвослова и песочные часы в городскую квартиру и положил их в ящик письменного стола, закрывавшийся на ключ. Правда, ключ я старался всегда держать при себе. Лида что-то такое заподозрила и поинтересовалась, что я храню в столе. Я попытался отшутиться, но она принялась настаивать на том, чтобы я показал ей, что лежит в ящике. Естественно, я отказался. Мне пришлось бы тогда рассказать жене о том, как попали ко мне эти музейные экспонаты, но я не был готов к таким откровениям. Супруга моя сдалась и перестала об этом спрашивать, но, как потом выяснилось, не забыла об этом инциденте.
– Представляю, как тяжело вам было хранить столько лет эту тайну, – посочувствовала я ему.
– И не говорите! – Сергей Федорович убедился, что нашел в моем лице единомышленницу, и продолжил рассказ: – Прошло еще несколько лет. Дочь с внуком переехали в Калиновку. Сын несколько лет тому назад окончил академию права и работал в милиции. У моей жены обнаружили онкологическое заболевание. Она угасала не по дням, а по часам… А тут еще Костик преподнес мне сюрприз, спросив: «Папа, а это правда, что много-много лет тому назад ты расследовал одно антикварное дело?» Отрицать это было бы бессмысленно, и я подтвердил, что случилось в моей практике и такое дело. Сын, надо сказать, уже хорошенько выпил, поэтому язык у него развязался настолько, что он не постеснялся спросить – брал ли я взятку, чтобы выгородить одну подозреваемую?
– Сергей Федорович, скажите, сын вас об этом один на один спросил или в присутствии других членов семьи? – уточнила я.
– В том-то и дело, что при всех – при матери, которая уже на ладан дышала, при сестре, для которой я всегда был непререкаемым авторитетом, и даже при своем четырнадцатилетнем племяннике. Такого я от родного сына никак не ожидал услышать! «Я взял крупную взятку, чтобы выгородить одну подозреваемую», – эта формулировка никак не соответствовала действительности! – возмутился Степанов и схватился рукой за сердце.
Я не знала, достиг ли уже его рассказ кульминации или впереди будет еще что-то более волнительное, поэтому спросила:
– Сергей Федорович, как вы себя чувствуете? Может, нам лучше прерваться?
– Ну нет, – возразил пенсионер, – раз уж я решился все вам рассказать, то прерываться не буду. Признаюсь, сердце немного кольнуло, но сейчас отпустило. На чем мы остановились?
– На щекотливом вопросе вашего сына, – напомнила я. – Что вы ему ответили?
– Признаюсь, я тогда сильно вспылил. Костик понял, что сболтнул что-то не то, и поспешил извиниться передо мной. Я полагал, что инцидент на этом исчерпан, но оказалось, что всем домашним та история глубоко запала в душу. Как-то случайно я подслушал, что Саша, внучок, спрашивал у своей матери – как, по ее мнению, я уже продал антиквариат или нет? Правда, Арина осадила его. Мол, не болтай глупости, а то еще дед услышит и рассердится! А сама потом с матерью шушукалась – могло ли быть такое на самом деле?
Я слушала Степанова, и у меня в голове вертелся один очень важный вопрос. Как только клиент сделал передышку, я сразу же его и задала:
– Сергей Федорович, как вы думаете, откуда ваш сын узнал о том антикварном деле? Я так поняла, что никому доподлинно не было известно, что вы забрали из квартиры Хрековой улики.
– Я тоже задавал себе этот вопрос и достаточно быстро нашел на него ответ. Я знал, что Леня Скобцов все еще работает в органах, вот и решил, что это он просветил моего сына. Леонид ведь тогда, после неудачного обыска, опять-таки не мог успокоиться и все пытался на чем-нибудь подловить меня, чтобы уличить в пособничестве уголовникам. Но я вел себя очень осторожно, и он в конце концов остыл. Выходит, что не совсем!
– Да, теоретически это вполне возможно – что информация пошла от Скобцова. Только интересно, зачем ему вдруг понадобилось подставлять вас перед сыном спустя столько лет? – размышляла я вслух. – Тем более он же не мог знать наверняка, что вы забрали драгоценности.
Степанов развел руками:
– Если б я знал! Наверное, он просто решил досадить мне… и, надо сказать, у него это получилось. Разговоры о том антикварном деле у нас дома не замолкали. Лида перед смертью попросила раскрыть ей правду, и я не смог ей солгать и просто промолчать – тоже. Она мне напомнила, как в 90-е годы я пообещал принести домой кучу денег, как что-то прятал в письменном столе, и я… раскололся.
Я быстро уточнила:
– Ваш разговор никто не мог услышать?
– Нет, мы тогда были дома вдвоем, но я все-таки потом перепрятал антиквариат подальше. После смерти жены сын вновь начал досаждать мне своими вопросами. И самое обидное – Константин, по долгу службы обязанный блюсти закон, даже и не думал меня осуждать! Он не раз заверял меня, что поступил бы так же. Не дай бог ему оказаться на моем месте! – Степанов от злости сжал кулаки. – А еще сын сообщил, что он не понимает, почему я до сих пор не реализовал ценности, и предложил самому заняться этим. Мол, ему нужна отдельная квартира и новая машина, а на деньги, вырученные от продажи царских побрякушек, все это легко можно будет купить. Я на это не повелся и сказал – мол, мечтать невредно. Костя остался при своем мнении, я – при своем. Продавать антиквариат в мои планы не входило. По моему твердому убеждению, и золотой футляр для молитвослова, и песочные часы должны были вернуться в наш музей.
Я подумала: если бы Степанов так уж сильно хотел все вернуть, за двадцать-то лет он нашел бы какой-нибудь способ и передал ценности музею! В конце концов, отправил бы бандероль почтой. Хотя… в этом случае не было никаких гарантий, что человек, открывший посылку, не оставил бы ее содержимое себе.