Была еще одна проблема – Шлезвиг-Гольштейн. Граждане Гольштейна, Лауенбурга и Южного Шлезвига были решительными противниками датского правления. Немецких либералов мало интересовали изощренные аргументы юристов и дипломатов относительно обоснованности разных притязаний на земли Эльбских герцогств. Их не впечатляла доктрина, что вопрос о правителе страны следует решать с учетом положений феодального права и семейных соглашений столетней давности. Они поддерживали западный принцип самоопределения. Жители этих герцогств не желали оказаться под владычеством человека, все притязания которого покоились на том, что он был женат на герцогине с сомнительными правами на трон Шлезвига и безо всяких прав на трон Гольштейна. Они мечтали об автономии в рамках Германской конфедерации. Для либералов был важен этот единственный факт. Почему отказывать этим немцам в том, что получили британцы, французы, бельгийцы и итальянцы? Но поскольку король Дании не собирался отказываться от своих притязаний, без помощи оружия этот вопрос было решить невозможно.
Но было бы ошибкой оценивать все эти проблемы с точки зрения позднейших событий. Бисмарк освободил Шлезвиг-Гольштейн от датских угнетателей только для того, чтобы присоединить его к Пруссии. И он присоединил не только Южный Шлезвиг, но и Северный, население которого предпочитало остаться под эгидой Датской короны. Не Наполеон III напал на Германию; это Бисмарк двинул войска на Францию. В начале 1860-х годов такого поворота событий никто не предвидел. В то время в Европе, да и в Америке, главным нарушителем мира и агрессором все считали императора Франции. Симпатии к стремлению немцев к объединению в значительной степени объяснялись убеждением, что единая Германия составит противовес Франции и, таким образом, обеспечит Европе мирное будущее.
К тому же религиозные предубеждения малогерманцев направили их по ошибочному пути. Подобно большинству либералов, они считали протестантизм первым шагом на пути от средневекового невежества к просвещению. Малогерманцы боялись католической Австрии и предпочитали Пруссию, где большинство населения составляли протестанты. Вопреки опыту они надеялись, что Пруссия более открыта либеральным идеям, чем Австрия. Нужно отметить, что в те критические годы политические условия в Австрии были неудовлетворительными. Но дальнейшие события доказали, что протестантизм защищает свободу не лучше католицизма. Идеалом либерализма является полное отделение церкви от государства, а также равная терпимость ко всем вероисповеданиям.
Но в эту ошибку впали не только немцы. Заблуждение французских либералов доходило до того, что поначалу они приветствовали победу Пруссии в Кёниггреце (Садова). Позже они осознали, что поражение Австрии было приговором и для Франции, и лишь тогда – слишком поздно – их боевым кличем стал лозунг: «Реванш за Садова!»
В любом случае, Кёниггрец был сокрушительным поражением для немецкого либерализма. Либералы понимали, что кампания ими проиграна. Тем не менее они были полны надежд. Они были твердо намерены продолжить борьбу в новом парламенте Северной Германии. Им казалось, что эта борьба должна привести к победе либерализма и сокрушению абсолютизма. Каждый день приближал момент, когда король утратит возможность использовать «свою» армию против народа.
6. Эпизод с Лассалем
Для понимания прусского конституционного конфликта можно было бы обойтись и без упоминания Фердинанда Лассаля. Его появление на политической сцене не сказалось на ходе событий. Но оно стало предвестником чего-то совершенно нового; впервые дали о себе знать силы, которым предстояло определить судьбу Германии и всей западной цивилизации.
В то время как прусские прогрессисты вели борьбу за свободу, Лассаль неистово и ожесточенно воевал против них, проповедуя евангелие классовой войны и подстрекая рабочих отвернуться от прогрессистов. Он говорил, что прогрессисты, эти представители буржуазии, являются смертельными врагами рабочих. Нужно бороться не с государством, а с эксплуататорскими классами. Государство – ваш друг; ну, разумеется, не государство, управляемое господином фон Бисмарком, а государство, во главе которого буду я, Лассаль.
Примечания
1
Werner Sombart, Deutscher Sozialismus (Charlottenburg, 1934), p. 213. Амер. изд.: Sombart, A New Social Phylosophy, translated and edited by K. F. Geiser (Princeton, 1937), p. 194.
2
Термин etatism (от франц. état – государство) кажется мне более удачным, чем statism (от англ. state – государство. – Прим. перев.). Он ясно выражает тот факт, что идеология этатизма возникла не в англосаксонском мире и была усвоена им только позднее.
3
Crowther, Social Relations of Science (London, 1941), p. 333.
4
Idem, p. 331.
5
Фашизм также представляет собой крайне жестокую тоталитарную систему. Но пока еще сохраняются небольшие различия между фашизмом, с одной стороны, и нацизмом и большевизмом – с другой. Философ и историк Бенедетто Кроче живет в Неаполе под пристальным надзором полиции, но ему разрешается писать, и он опубликовал несколько книг, исполненных духа демократии и любви к свободе. Профессор Антонио Грациадеи, коммунист и бывший член итальянского парламента, упорно хранит верность своим коммунистическим идеям. При этом он живет в Италии, пишет и публикует (в самых известных издательствах Италии) ортодоксальные марксистские работы. Есть и другие примеры такого рода. Эти исключительные факты не изменяют характерных черт фашизма, но историк не имеет права их игнорировать.
6
Madariaga, Spain (London, 1942), p. 176.
7
Madariaga, op. cit., p. 185.
8
Idem, p. 187.
9
Idem, p. 197.
10
Idem, p. 49.
11
Madariaga, op. cit., p. 200.
12
Delbrück, Geschichte der Kriegskunst (Berlin, 1920), Part IV, pp. 273 ff., 348 ff.
13
Ziekursch, Politische Geschichte des neuen deutschen Kaiserreichs (Frankfurt, 1925—30), I, p. 29 ff.
14
Sybel, Die Begründung des deutschen Reiches unter Wilhelm I (2nd ed. Munich, 1889), II, p. 375; Ziekursch, op. cit., I, p. 42.
15
Бисмарк О. Мысли и воспоминания. В 3-х т. М.: ОГИЗ-Соцэкгиз, 1940. Т. 1. С. 240–241.