Оля села, спустила ноги на пол, нашарила тапочки и пошла к окну. Шторы были задернуты, но не плотно, и просвет между ними слепил тугой белизной, как молния.
Часов девять, наверное, прикинула Оля. Все нормальные земляне еще спят.
Она с треском раздернула занавески и зажмурилась.
Было не девять часов утра, а много позже: солнце уже поднялось над крышей дома напротив и сидело на трубе вентиляции, как колобок на пеньке. Снегопад, неожиданно и чудесно украсивший собою новогодний праздник, давно закончился, и припозднившиеся гуляки успели запятнать белый двор разноцветным серпантином, мандариновыми шкурками, конфетными фантиками и обрывками фольги с бутылочных горлышек. На пустой бельевой площадке тихо дымилась трубка из-под недавно взлетевшей ракеты.
Пиротехника, шумно поздравившего «с наступившим» сонный двор, уже не было видно, но Оля, как воспитанная девушка, вежливо ответила в форточку:
– С Новым годом! С новым счастьем!
Очень, очень хотелось надеяться, что уж в этом-то году счастье не обойдет ее стороной. Сколько же можно обходить-то? Уже тридцать четыре года!
– Даже Илья Муромец на своей печи меньше просидел, – пробормотала Оля, стягивая через голову ночнушку.
В ярком утреннем свете ее белая кожа отсвечивала голубизной.
Может, действительно походить в солярий? Мать, вон, называет ее бледной немочью, а Елка все уговаривает взять отпуск и слетать в Таиланд. Там, мол, тепло, даже когда у нас зима и на пляже можно загорать топлес.
Как будто она станет загорать топлес!
Оля покачала головой, надела длиннополый байковый халат, тщательно застегнула его на все пуговки и подпоясалась.
Это Елка может себе позволить щеголять в декольте и мини, а ей надо выглядеть прилично. Она же не клубная стриптизерша, она – школьная учительница!
Телефон взвыл громко и возмущенно, как холеная кошка, которой неожиданно наступили на хвост.
– Костик, зар-рраза! – Оля произнесла свое самое страшное ругательство и побежала в прихожую.
Новый телефонный аппарат был новогодним подарком всей семье Романчиковых от ее младшего члена. Только теперь, услышав звонок, Оля поняла, почему Костик коварно ухмылялся и упорно именовал новый телефон витиеватым именем собственным – Желтый Дьявол. Такой звоночек сошел бы за сигнал тревоги даже в аду!
– Что за шум?
Из родительской спальни выглянула мама.
Ее густо залакированная праздничная прическа из лиловоголубых волос оттенка – тоже Костина шутка – «Мальвина на пенсии» не растрепалась, а только примялась с боков, сделавшись похожей на деформированный рыцарский шлем. От подбородка и ниже мама закуталась в красный плюшевый плед и выглядела очень героически, как одинокий средневековый воин на поле великой битвы. А папин громкий, со всхлипами и присвистами, храп вполне мог сойти за стоны раненых бойцов и хрипы загнанных коней.
«Уланы с пестрыми значками, драгуны с конскими хвостами, все промелькнули перед нами, все побывали тут!» – процитировал Олин внутренний голос незабываемое, лермонтовское.
– Это телефон, – коротко объяснила Оля маме и сняла трубку.
– Ийа-уйау-йаааааа! – нечеловеческим голосом провыл Желтый Дьявол ей в ухо.
– Отойдите подальше от телевизора! – строгим учительским голосом потребовала Оля. – У вас там сильно фонит, я не слышу ни одного человеческого слова!
– …мать! – пробилось сквозь помехи весьма распространенное человеческое слово.
– Не слышу! – упрямо повторила Оля, против воли покраснев.
Когда какой-нибудь дерзкий мальчишка из старшего класса позволял себе отпустить в ее присутствии этакое словечко, Ольга Павловна не падала в обморок, но и не читала паршивцу нотаций. Она просто делала лицо, как у мраморной кариатиды – каменное, холодное и бесконечно усталое. И притворялась, будто не только не слышит, но даже и не видит грубияна – вот такое он ничтожество! На мальчишек это неплохо действовало.
Но голос в трубке был басовитым и явно принадлежал грубияну с большим стажем.
– Я сказал – твою мать! – повторил он с вызовом.
– Вы хотите поговорить с моей матушкой, Галиной Викторовной? – голосом крепким и холодным, как виски со льдом, спросила Кариатида Павловна.
Матушка Галина Викторовна, волоча за собой бархатную попону, с готовностью выдвинулась в прихожую.
– Нет!
Трубка рявкнула так, что общительную маму отнесло обратно.
– Я ни с кем не хочу говорить! Я хочу есть и спать!
– В таком случае приятного вам аппетита и спокойной ночи, – вежливо пожелала беломраморная Ольга Павловна и аккуратно опустила трубку на рычаг.
– Кто это тебе звонил? – с жадным интересом спросила Галина Викторовна.
– Никто. Псих какой-то.
– Мужчина?
У мамы заблестели глаза.
– Да какой мужчина, мам! Говорю – псих!
Оля рассердилась.
Родители чем дальше, тем больше донимали ее расспросами и советами относительно ее никак не складывающейся личной жизни. Оля чувствовала, что скоро сама спятит от такого мучительного к себе внимания.
Телефон снова взвыл. Сдвоенным эхом простонали папа в спальне и Костик в кухне.
– Да! – мгновенно сдернув с аппарата трубку, гаркнула Оля.
– Нет! – возразил хамоватый псих. – Не смейте бросать трубку! Я еще не закончил!
– Что ему нужно? – Раздражающе любопытная мама придвинулась ближе.
Оля приложила трубку к груди, тяжко вздохнула и с мольбой взглянула на потолок. Господи, за что ей такое начало нового года? И неужели он теперь весь будет таким?!
– Вы кто? – квакнула трубка.
– Оля, Оля она! – повысила голос любящая мама-пенсионерка с не по возрасту чутким слухом. – Очень хорошая девушка, учительница! Еще не замужем!
– Мама!!! – возмутилась хорошая, но незамужняя девушка.
– Да ладно? – Трубка хамски хохотнула.
– А вы-то кто?! – обиженно спросила Оля, погрозив маме пальцем.
– А я… Слушайте, это не тот вопрос! Сначала надо бы выяснить, кто такая эта мадам в развратном белье, у которой под резинкой чулка была бумажка с вашим телефонным номером!
– Что? – Оля опешила.
– Что, что?! – подхватила мама.
– Вы что, не знаете такую? – Голос в трубке помрачнел. – Эй, не надо со мной шутить! Давайте вспоминайте! Фигуристая блондинка с голубыми глазами и синим лицом…
– Почему – с синим лицом? – машинально переспросила Оля.
В голове у нее уже складывался образ, окончательному узнаванию которого изо всех сил противился инстинкт самосохранения. Ввязываться в неприятные истории Оля очень не любила, а тут явно был тот самый случай.
– Потому что на фиг валяться на снегу в одних кружевах с бантами! Этак и вовсе посинеть можно, до гробовой доски.
– Погодите… Они красные? – несколько не в тему спросила Оля с внезапным подозрением. – Бантики на белье – красные? А кружева – малиновые, да?
– Ага, просто порнография.
– Ой…
– Что, что – ой, Олечка, что – ой? – заволновалась любящая мама.
– У вас там что – сеанс мозгового штурма? – почти добродушно поинтересовался вредный голос в трубке. – Я так понимаю, коллективный разум узнал мою гостью? Ну, и кто она вам? Только не говорите, что тоже очень хорошая девушка, незамужняя учительница, я все равно в это никогда не поверю.
– Она не учительница, она в ларьке торгует, – со вздохом ответила Оля. – Это Елка, моя подруга.
– Тьфу, шалава беспутная!
Галина Викторовна в сердцах плюнула под ноги и ушла к себе в спальню, потеряв интерес к происходящему.
Беспутную шалаву Елку она не привечала, считая, что та никак не годится ее дочке в подружки. Вот только никаких других подруг у Оли уже не было: ее ровесницы давно жили насыщенной семейной жизнью, не оставлявшей им ни времени, ни сил на беззаботное общение в стиле «между нами, девочками». Елка же умудрилась из двух своих скоропалительных браков выйти и без потери боевого духа, и без приобретений в виде малолетних детей, так что в каком-то смысле они с Олей снова оказались в одной песочнице.