– В вас верят, ваше высочество…
– Что налагает, – пробормотал я, – а то и накладывает… Не люблю ответственности. Ладно, пусть решают. Надеюсь, решат верно.
– Верно, – проговорил он понимающе, – это как нужно вам?
Я изумился:
– А разве бывает другая правота?
Он усмехнулся.
– Ваше высочество сейчас в свой кабинет или… в свои покои?
Голос его прозвучал намекающе, я насторожился, всмотрелся в его бесстрастное лицо царедворца.
– А что в мои покоях?
– Все в сохранности, – заверил он, – только там сейчас гость…
Я ощутил, как по всей спине от загривка и до кончика хвоста встопорщивается крепкий такой бойцовский гребень с иглами и шипами.
– Какой гость? В моих личных покоях?
Он ответил с поклоном:
– Ее высочество Вирландина Самондская изволили заверить, что вы не будете особенно против.
– А-а, – протянул я и ощутил, как гребень опускается и вообще втягивается в спину, – Вирландина… Вообще-то да, я не прочь с нею пообщаться, очень умная женщина.
– Чрезвычайно умная, – подтвердил он, не моргнув глазом. – У нее эти… такие большие…
– Глаза?
– Знания, – пояснил он. – Ее высочество лучше кого-либо понимает, что происходит в королевстве.
Мы вошли в коридор, где несут стражу портной, пекарь, ткач, каретник и кузнец, то есть Шнайдер, Беккер, Вебер, Вагнер и Шмидт.
Лорд малой печати остановился.
– Ваше высочество…
– Лорд Геббель, – сказал я.
Он поклонился и пошел обратно, Шнайдер распахнул предо мной двери, я перешагнул порог, и губы мои сами по себе расплылись в счастливой улыбке.
Вирландина, молодая и прекрасная, несмотря на то что должна быть в возрасте, а в моем старыми кажутся и тридцатилетние, хотя нет, тридцатилетние уже не старые, это сорокалетние старые, а пятидесятилетние так и вовсе дряхлые, Вирландина легко поднялась навстречу, я не успел слова сказать, как обняла, влепила братский поцелуй.
От нее вкусно пахнет как цветами и травами, так и сдобными пирогами, да и сама вся как свежеиспеченный медовый пирог с черникой, малиной и брусникой, мягкая, нежная и податливая.
– Как же долго тебя не было, – сказала она, засмеялась и уточнила. – Знаю-знаю, что недолго, но я в самом деле соскучилась!
– Чудесно, – сказал я, – знаешь, я сейчас позову свою милую конячку, а потом полностью в твоем распоряжении.
Она сказала со смехом:
– Это я в твоем полном распоряжении!
Эту ночь она провела в моих покоях, а утром я, нежась в ее нежных объятиях зрелой женщины, где тугие девичьи мышцы уже покрыты сладким таким белым жирком, который так хорошо мять, давить и щупать, сказал расслабленно и мечтательно:
– Отправишься в свой дворец?
Она ответила с легкой улыбкой:
– Что делать, даже у меня есть обязанности.
– Перебирайся сюда, – предложил я. – Это же так здорово! Как только прибуду в Варт Генц, сразу же к тебе в постель!
Она засмеялась, но голос прозвучал почти серьезно:
– Да, идея весьма интересная.
– А в самом деле, – сказал я. – Везде предпочитают преемственность власти, но раз уж не получилось с сыновьями Фальстронга, то все равно все знают тебя, жену старшего сына короля, к советам которой прислушивался сам Фальстронг!
Она вскинула тонкие соболиные брови, в глазах заискрился смех.
– Ты серьезно?
– А почему нет? – ответил я легко и вдруг подумал, что треп трепом, но идея в самом деле не просто приятная, но стоит большего. – Я в Варт Генце временно исполняю роль короля, так что ты вполне вправе находиться в моей постели открыто.
Он промурлыкала:
– Да ты и раньше не особенно скрывался.
– А теперь не будем тем более, – заверил я. – Ты в королевском дворце не чужая. К тебе здесь привыкли больше, чем ко мне. И когда увидят нас в постели…
Она охнула:
– Что? Увидят?.. Как тебе не стыдно!
– Это я поэтично, – заверил я. – Имею в виду, никого не удивит. Как бы все естественно, все нормально, все так и должно.
Она прищурилась, посмотрела на меня с интересом.
– Ты задумал что-то совсем уж хитрое.
– Очень, – признался я. – Приезжаю – и сразу в постель, а ты меня чешешь долго и старательно.
– Ты что, шелудивый?
– Еще какой, – согласился я. – Если это в моих интересах.
– А что в твоих интересах?
– Я неизменен, – сказал я, – как Большой Хребет. Благополучие Варт Генца – вот моя цель и неусыпная забота! А ты в моей постели как бы подтверждение, что я тот, кого Фальстронг хотел бы видеть своим сыном… Кстати, что скажешь о сэре Торстейне?
Она лукаво прищурилась.
– Думаю, знаешь о нем не меньше, чем я.
– Меньше-меньше, – заверил я. – Поговаривают, что, если бы он вступил в борьбу за трон, сумел бы оттеснить этих троих претендентов.
– У него меньше земель, – напомнила она, – чем у Хродульфа.
– Хродульфу почти все досталось от отца, – возразил я, – а тому от деда, а Торстейн начал с нуля, сам все строил и приобретал. И дружина его закалилась в набегах на Скарлянды и Гиксию.
– Вот видишь, – сказала она, – знаешь… Но ты прав, он выставит самое большое войско, так как рисковать любит и умеет, амбиции у него ой-ой-ой. Вторым будет Хенгест, он и сам любит воевать, и дружина всегда готова к набегам, а еще он уязвлен, что по знатности отстает от всех соперников на трон, потому будет стараться еще как. У Леофрига самая крупная дружина в королевстве, но разбросана по его многочисленным землям, особой доблестью не отмечена…
– Значит, – сказал я, – тоже захочет себя показать?
– Возможно, – согласилась она, – хотя кто знает. Ну, а Меревальд, самый непонятный, у него только десяток людей в охране и свите, он действует разумными переговорами… Этот, возможно, вообще не даст людей на войну, хотя ситуация необычная, случиться может всякое. Кроме того, ты сильно раззадорил все рыцарство! Уже сейчас наверняка многие начинают сбиваться в отряды. Например, лорды северных земель королевства, они всегда отличались…
Я слушал ее щебечущий голос, женщины его вырабатывают годами, мужчинам такое чириканье нравится. Если в их слова не вслушиваться, то и Вирландина покажется такой же беззаботной и созданной только для мужских утех, однако картину рисует яркую и точную, оценку дает верную, а когда перешла к деталям, то с изумительной скрупулезностью перечислила, у какого лорда сколько людей и какое у них вооружение, какова выучка, в каком состоянии замок, сможет ли оплачивать усиленную дружину долгое время, насколько устойчив в обещаниях, какой кодекс верности, насколько лоялен, амбициозен, решителен, домосед или авантюрист, в каких случаях чего ожидать…
Вместо обычного солидного завтрака я быстро проглотил бутерброд с ветчиной, Вирландина тоже отведала дивных деликатесов с радостью, запил большой чашкой крепкого кофе, горячая кровь пробежала по жилам, и я ощутил себя готовым для великих и не очень дел.
В нижнем зале длинноволосый и пышно разодетый малый, похожий на попугая в свадебном наряде, объясняет двум типам с лютнями, как пользоваться струнами.
Он оглянулся на звон моих рыцарских шпор, я узнал Чувствия, которого послал в Варт Генц с важной ответственной миссией внедрения в сознание народа новых идеологических мотивов через патриотические песни.
Он почтительно склонился.
– Ваше высочество!
– Как успехи? – спросил я таинственным голосом.
Он тоже понизил голос, глаза вспыхнули, словно факелы.
– Вы были правы, – сказал он задыхающимся голосом, – ваше высочество…
– Я всегда прав, – ответил я скромно, – за исключением случаев, когда ошибаюсь. Песни прошли как?
– Победно, – заверил он, – по всему королевству!.. Распевают даже те, кому я их не передавал.
– Отлично!
– Стоит одному спеть, – сказал он счастливо, – как все запоминают и продолжают уже сами!
– Прекрасно, – сказал я с удовлетворением. – Что и требовалось. Идеологическая обработка населения в правильном направлении воспитания нужного королевству патриотизма и бездумной жертвенности во имя. Как-то так. А каковы твои планы сейчас?
Он напыжился, я запоздало ощутил, что допустил ошибку, творческого человека нельзя спрашивать о таком, щас закроет глаза и начнет токовать о вдохновении, он в самом деле заговорил важно и прочувственно: