– На пару слов, – произнес Адриан и увел его на террасу.
О.Б.И., выйдя следом за ним в вечернюю прохладу, испытывал недоумение и некоторую тревогу. Он заметил, как Адриан пристально изучал его через обеденный стол, а если финансисты, только что выпустившие в продажу акции золотых приисков, чего-то не любят, так в первую очередь того, чтобы их пристально изучали.
– Что вам нужно? – спросил он нервно.
Адриан окинул его холодным взглядом.
– Вы когда-нибудь смотрите на себя в зеркало, сэр Джаспер? – спросил он резко.
– Ежедневно, – растерянно ответил финансист.
– Вы когда-нибудь взвешиваетесь?
– Часто.
– Вы когда-нибудь слышали, как ваш портной, надрываясь вокруг вас с сантиметром, называет цифры своему подручному?
– Слышал.
– В таком случае, – сказал Адриан, – вы должны понимать (и я говорю это из самых бескорыстных дружеских побуждений), что вы – разжиревший дряхлый нувориш. И я не в силах понять, как вам взбрело в голову, что вы достойный спутник жизни для леди Миллисент Шиптон-Беллинджер. Не могли же вы не представить себе, каким отменным идиотом будете выглядеть, когда выйдете из дверей церкви рядом с этой юной и прелестной девушкой? Люди примут вас за престарелого дядюшку, который обещал сводить племянницу в зоопарк.
О.Б.И. оскорбился.
– Э-эй! – сказал он.
– Э-эйкать бесполезно, – предупредил Адриан. – Никакие «э-эй» вас не выручат. Факт останется фактом: пусть вы миллионер, но миллионер самого отвратного вида, жирный и дряхлый. На вашем месте я бы воздержался. Да и что вам приспичило жениться? Вы в своем нынешнем положении вполне счастливы. К тому же вспомните о риске, которым чревата жизнь финансистов. Вот будет мило, если эта чудесная девушка внезапно получит от вас телеграмму с предупреждением, чтобы она не ждала вас к обеду, так как вы начали отбывать семилетний срок тюремного заключения!
В течение первой половины этой филиппики на языке сэра Джаспера начала вертеться гневная отповедь, но при заключительных словах она осталась непроизнесенной. Финансист заметно побледнел и уставился на своего собеседника с неприкрытым страхом.
– Что вы такое говорите? – произнес он, запинаясь.
– Не важно, – отрезал Адриан.
Говорил он, разумеется, просто наугад, основывая свои слова на том факте, что почти все О.Б.И., причастные международным финансам, рано или поздно кончают тюрьмой. О делах же именно сэра Джаспера он не имел никакого понятия.
– Эй, послушайте! – сказал финансист.
Но Адриан его не услышал. Я упоминал, что во время обеда, увлеченный своими мыслями, пищу он поглощал, не жуя. И теперь природа взяла свое. Его внезапно пронзила острейшая боль, и с кратким болезненным «ох!» он согнулся пополам и начал описывать круги.
Сэр Джаспер нетерпеливо прищелкнул языком.
– Сейчас не время имитировать чечетку Фреда Астера, – сказал он злобно. – Объясните, что, собственно, вы имели в виду, неся всякую чушь про тюрьму?
К этому времени Адриан уже выпрямился. Луна лила на террасу серебристые лучи, озаряя его чеканные черты. И с дрожью ужаса сэр Джаспер узрел на его лице сардоническую улыбку, которая показалась ему скорее зловещей ухмылкой.
Я уже упоминал о том, какое отвращение питают финансисты к попыткам пристально их разглядывать. Но еще более бурный протест у них вызывают адресованные им злоехидные ухмылки. Сэр Джаспер покачнулся и уже собрался более настойчиво повторить свой вопрос, но Адриан, все еще улыбаясь, неверным шагом удалился в густую тьму.
Финансист поспешил в курительную, где, как ему было известно, хранились ингредиенты бодрящих зелий. А в этот момент ему требовалось очень бодрящее зелье. Он пытался убедить себя, что улыбка эта на самом деле вовсе не таила в себе того, что он в ней прочел, и тем не менее, когда сэр Джаспер подходил к курительной, его била нервная дрожь.
Едва он приоткрыл дверь, как его оглушили звуки разгневанного голоса, в котором он узнал голос лорда Брангболтона.
– Я называю это дьявольской подлостью, – говорил его сиятельство визгливым тенорком.
Сэр Джаспер замер в полном недоумении. Его гостеприимный хозяин сэр Саттон Хартли-Веспинг был прижат к стене, и лорд Брангболтон, тыча его в манишку ритмично двигающимся указательным пальцем, явно пребывал в сладостном процессе высказывания всего начистоту.
– Что случилось? – спросил финансист.
– Я скажу вам, что случилось! – вскричал лорд Брангболтон. – Этот сукин сын дошел до того, что нанял сыщика следить за своими гостями! Типчика по фамилии Муллинер. Вот оно, – сказал он с горечью, – вот оно, наше хваленое британское гостеприимство. Проклятие! – продолжал он, все еще тыча баронета вокруг булавки с огромным солитером. – Я называю это гнусной подлостью. Если я приглашаю погостить у меня приятелей, то, естественно, приковываю цепочкой щетки для волос и приказываю дворецкому ежевечерне пересчитывать серебряные ложки, но мне и в голову не пришло бы зайти так далеко, чтобы нанять мерзкого сыщика. Как-никак существует кодекс чести, noblesse, говорю я, oblige[2], а? а?
– Но послушайте! – молил баронет. – Сколько раз мне повторять, что я был вынужден пригласить этого типа. Я подумал, что он меня не выдаст, если откушает моего хлеба-соли.
– То есть как не выдаст?
Сэр Саттон закашлялся:
– Да так, пустячок. Ничего важного. Тем не менее он, бесспорно, мог поставить меня в неловкое положение, если бы захотел. А потому, когда я взглянул на него и увидел, что он улыбается мне этой жуткой многозначительной улыбкой…
Сэр Джаспер Эдлтон испустил краткий вопль:
– Улыбается? Вы сказали: улыбается?
– Вот именно, улыбается, – ответил баронет. – Одной из тех улыбочек, которые словно пронзают вас насквозь и озаряют вашу внутреннюю сущность, будто лучом прожектора.
Сэр Джаспер снова охнул:
– А этот типчик, этот улыбчивый типчик – он такой высокий худой брюнет?
– Да. За обедом он сидел напротив вас.
– И он сыщик?
– Да, – сказал лорд Брангболтон. – Самый проницательный и въедливый сыщик, – добавил он угрюмо, – из всех, какие встречались мне на жизненном пути. То, как он отыскал мое мыло… По-моему, он наделен каким-то шестым чувством, если вы меня понимаете, разрази его гром. Ненавижу сыщиков, – добавил он с дрожью в голосе. – У меня от них мурашки по коже бегают. А этот хочет жениться на моей дочери Миллисент – хватает же наглости!
– Увидимся попозже, – сказал сэр Джаспер, одним прыжком вылетел из курительной и бросился к террасе. Он почувствовал, что нельзя терять ни секунды. Пока он несся галопом вперед, его багровая физиономия приобретала пепельный оттенок и все больше искажалась. Одной рукой он выудил из внутреннего кармана чековую книжку, другой – из брючного кармана – авторучку.
Когда финансист разыскал Адриана, тот чувствовал себя уже значительно лучше. Он благословлял день, когда обратился за советом к специалисту. Он чувствовал, что тот воистину знаток своего дела. Пусть от улыбки побаливали мышцы щек, но она несомненно прекращала муки диспепсии.
За несколько минут до того, как сэр Джаспер, размахивая чековой книжкой и авторучкой, вылетел на террасу, Адриан дал своему лицу передышку. Но затем боль в щеках поутихла, и он счел, что благоразумие требует продолжить лечение. А потому поспешающий к нему финансист был встречен улыбкой до того многозначительной, до того намекающей, что замер на месте и на миг лишился языка.
– А, вот вы где! – заговорил он, когда пришел в себя. – Не могу ли я побеседовать с вами наедине, мистер Муллинер?
Адриан кивнул, сияя улыбкой. Финансист ухватил его за рукав и повел вдоль террасы. Он дышал довольно тяжело.
– Я все обдумал, – сказал он, – и пришел к выводу, что вы правы.
– Прав? – переспросил Адриан.
– Относительно моего брака. Ничего хорошего он не сулит.