Сама Стефания этого ужаса, правда, не видела, так как вместе с другими молодыми девушками и парнями её заставили гнать отобранный у жителей деревни скот в город Браслав для последующей отправки в Германию. Туда же должны были отправить и согнанную из окрестных деревень молодёжь. Попала в их число и Стефания Андреевна. Только случайность (встретила знакомого полицейского, который помог ей выбраться из оцепления) позволила ей избежать угона в Германию и вернуться в деревню.
Можно представить себе ужас молоденькой девушки, когда, подходя рано утром к хутору, вместо родного дома, она увидела только дымящиеся головешки. Страшным ударом для неё стало и известие о трагической смерти отца. Обгорелый труп Андрея Ивановича она впрочем, опознала, по характерным пуговицам его не вполне сгоревшего овчинного полушубка и похоронила рядом с матерью и братом.
Лишившись в одночасье родительского дома, первое время Стефания жила у своей подруги в соседней деревне Кузьмовщина, а затем в деревне Хлебовщина у Юзефы Долецкой, кстати эта Юзефа, пожалуй, самая близкая из всех подруг Стефании, стала впоследствии крёстной матерью её детей, в том числе и Виктора Степановича.
Спасло Стефанию от голода то, что на пожарище ей удалось обнаружить закопанный отцом в землю сундук с зерном, который и был перевезён ею сначала в Кузьмовщину, а затем Хлебовщину. Этим она первое время и жила.
Однако долго такое житьё у подруг продолжаться не могло. И, в конце концов, она вынуждена была вернуться на хутор в отцовскую баню-землянку, которая, собственно, потому и не сгорела, что была выкопана в земле у подножия довольно внушительной горы или холма. Топилась эта баня по-чёрному, т. е. никакой печной трубы у неё не было и дым из топившейся, сложенной из камней печки (печка-каменка) выходил в отверстие в потолке бани и в открытую дверь.
К счастью, после смерти отца, вернулась на хутор и старшая сестра Стефании Фортуната с мужем. Они также вырыли землянку по соседству и стали обзаводиться хозяйством.
Надо было обзаводиться хозяйством и Стефании. В первую очередь речь шла о корове. О том, чтобы купить её не могло быть и речи. Не было денег. Выручил дядька Игнатий Стомма, о котором у нас уже шла, речь и который к этому времени женился и жил с женой в деревне Густаты. Он дал Стефании маленькую тёлочку на обзаведение. Через два года она превратилась в корову. Отцовскую землю сёстры поделили пополам и каждая должна была обрабатывать свою половину самостоятельно. Сажали картофель, капусту, сеяли рожь. Вскладчину приобрели лошадь, при помощи которой и обрабатывали землю. Настоящей бедой Стефании, как впрочем, и других её односельчан, были непомерно высокие налоги. Дело в том, что в первые послевоенные годы колхозов в Западной Белоруссии ещё не было, а с крестьянами-единоличниками новая власть не церемонилась. Для Стефании же эта проблем налогов, в том числе и натуральных, усугублялось ещё и тем, что земли у неё было не 5 гектар, а чуть больше, поэтому налог с неё брали уже не с 5, а как с 10 гектар.
На её настойчивые просьбы уменьшить надел, никто не реагировал. Выплатить налог она не могла; не удивительно поэтому, что скоро у неё образовалась большая задолженность. На этой, собственно, почве и произошла её первая встреча с уполномоченным Министерства заготовок или, проще говоря, финагентом Степаном Брачевым.
Вот как вспоминала об этом сама Стефания Андреевна: «Стоял поздний летний вечер 1946 г. Усталая возвращалась я с мешком муки на плечах в свою землянку из деревни Шоколивщина, которую только что размолола вручную на жерновах. Вдруг вижу – едет Кавур (Пушкарёв), а на телеге незнакомый мужчина. – Вот эта, которую не нашли, – говорит Кавур и показывает на меня».
Здесь уместно сказать, что сдавали налог в это время не только зерном, но и молоком. Приёмный пункт был в деревне Бельмонты в семи километрах от Матеш. Носить молоко на такое большое расстояние было неразумно, и поэтому вместо молока было разрешено сдавать масло. Вот по нему-то у Стефании и была большая задолженность. Узнав в чём дело, Стефания обещала задолженность ликвидировать, и, сославшись на то, что уже поздно, отправилась домой.
После этого финансовый агент Степан Брачев зачастил на хутор Рудавец. А поскольку Стефания жила одна и явно не справлялась с хозяйством, он стал ей помогать: колоть дрова, убирать хлеб, молотить снопы с зерном, косить траву и прочее. В результате этим же летом они поженились. А уже менее чем через год, 26 мая 1947 г. появился на свет и герой нашего повествования, первенец в этой семье Виктор Степанович Брачев.
Виктором его назвал отец, видимо, в память о своём первом сыне от брака с Аграфеной Тихоновной в селе Озёрки, о чём уже у нас шла речь.
Жили первое время молодожёны в уже упоминавшейся бане, поскольку топилась она по-чёрному, стены и потолок её всегда были чёрными от сажи. Никакой мебели здесь, понятное дело, не было, да и не могло по бедности быть. Чтобы младенец не задохнулся от дыма в то время, когда печка топилась, отцу приходилось закутывать его в тряпьё и выносить наружу.
Главная задача, которую поставил перед собой Степан Николаевич заключалась в том, чтобы срочно построить свой дом. Конечно же, и речи не могло быть о совершенно новом доме. Единственное что ему удалось, так это приобрести в дальней деревне небольшой сарай, разобрать его, перевезти в Рудавец и, собрав здесь заново, приспособить под жильё. Так он и поступил.
26 мая 1948 г. т. е. когда Виктору Степановичу исполнился ровно год, свои первые шаги он сделал уже по новому дощатому полу в новом доме. Это было событие.
Что же касается самого дома, то, по словам В.С. дом – это слишком громко сказать. На самом деле это была маленькая хатка в 2 окна, без фундамента, покрытая соломенной крышей. Зимой в ней было страшно холодно и в вёдрах замерзала вода. Спасались на русской печи. Собственно вокруг неё и теплилась жизнь. Мебели в доме никакой не было. Вместо неё – сбитый из досок стол и лавка. Не было в доме и часов. Из посуды – сковорода, 4 алюминиевых ложки и одна, правда, глубокая, миска. Из неё все и ели. Впрочем сестра Стефании Андреевны, Фортуната, жила и того хуже. Ложки и миски, по воспоминаниям В.С. были у них деревянными. Особенно запомнились В.С. башмаки Фортунаты Андреевны с деревянными подошвами (крайняя степень бедности). Да и свой дом Фортуната Андреевна с Альфонсом Ивановичем смогли построить только где-то в 1956–1957 гг., т. е. намного позже, чем семья Брачевых, а до этого жили они в землянке, также топившейся по-чёрному. У них было двое детей – 2 девочки, старшая Вячеслава (Чеся, 1943 г.р.) и младшая Фортуната (Франя, 1946 г.р.). В тесном общении и в играх с ними, собственно, и формировались первые детские впечатления Виктора Степановича. Младшая из них, Фортуната, к сожалению, уже умерла, а старшая Чеся живёт в настоящее время в г. Екабпилс в Латвии, куда они ухали из Матеш ещё в конце 1950-х гг. спасаясь от нищеты.
Что же касается семьи Брачевых, то она в начале 1950-х гг. увеличилась. 5 марта 1950 г. у них появился второй сын – Валентин (в настоящее время проживает в Полоцком районе Витебской области, республика Беларусь, пенсионер). Так как брак между родителями к этому времени официально был расторгнут, хотя они и продолжали жить вместе, зарегистрировать его пришлось уже по фамилии матери – Шаркевич. В 1953 г. появился ещё один ребёнок – Николай, но он через год умер.
В 1953 г. с B.C. случилось большое несчастье, первое в его жизни. Видя что отец наточил топор и положил его под лавку, мальчик решил самостоятельно срубить дерево; взял топор и держа его обеими руками на весу вышел на улицу. Но по дороге подскользнулся, упал и топор свалился на него, разрубив кисть левой руки. Сам Виктор, впрочем, так испугался, что не почувствовал боли, не было на первых порах видно и крови, но зато как испугались его родители!