Я открываю дверь и широким жестом приглашаю неожиданных гостей. А мужичок-то еле стоит. Блин, надо попробовать ему хоть рану промыть.
– Давайте промоем вашу рану и попробуем ее как-то обработать…
– Что вы, что вы. Все прекрасно пройдет. Совершенно незачем беспокоить в такой час прислугу…
При этих словах я сам чуть не падаю на пол. Видимо, в моем взгляде читается что-то такое, что мужичок испуганно умолкает.
– Вот что, любезный, – я подпускаю в голос металла, – у вас что – последние мозги вышибло? Ты чо, брателло, охренел? Какая прислуга в стандартной трешке? Ты что, «Роллс-Ройс» видел у подъезда или девятиэтажку с особняком спутал? А может, те кажется, что моя фамилия Алекперов? Или Чубайс? Так ни фига, орел!
Мои гости молча смотрят на меня, как кролики на удава. Молчу и я. Как там говорилось в «Театре» Моэма? Пауза затягивается. Наконец мужичок выдавливает из себя:
– Простите, а какой сейчас год?
Вот так просто. Какой сейчас год! Наркота? Тяжелое сотрясение? Ну положим… А у девицы? И вообще…
Только сейчас я наконец обращаю внимание на одежду своих нечаянных знакомцев. Черт возьми, если глаза не подводят… Да нет, ерунда, такого просто не может быть! Ну подумаешь, у девицы юбка макси, а мужик – в тройке, с часовой цепочкой поперек пуза. И прическа у девушки – м-да, вот это прическа… И ридикюль серебряный… Но так же не бывает!
– Простите, господа, но вы-то сами из какого времени?
– Какой сейчас год? – упрямо спрашивает меня мужчина.
Девушка смотрит своими лучистыми глазами прямо мне в душу и тоже спрашивает:
– Какой сейчас год, умоляю?..
– Ну, 2004-й…
Девушка охает и замирает мышкой. Мужчина тихо оползает вниз по стене, бормоча:
– Девяносто лет, боже мой, девяносто лет…
…Мы сидим за столом на кухне. Я сварил своим гостям кофе, достал припрятанную бутылку с настоящим, привезенным из Армении коньяком. И вот уже битый час я пытаюсь поподробнее узнать особенности быта путешественников по времени…
– …Все-таки, Леонид, я совершенно не в состоянии понять: как же это у вас получилась такая ошибка? Все же девяносто лет – это почти целый век.
– Видите ли, Олег, это вопрос не ко мне. Я всего лишь историк, так же как и Светлана. За бесперебойное и правильное функционирование оборудования отвечает целый штат людей, которые в прошлое – ни ногой!
– Это как с полетами в космос, – говорит Светлана. – Корабль готовят к полету тысячи людей, за полетом следят сотни, а участвуют в нем единицы.
Она объясняет мне терпеливо, как ребенку. Что ж, с высоты их времени я действительно если и не ребенок, то какой-нибудь дикарь с Андаманских островов – уж точно! Эх, вы, повелители времени! Чего ж с физподготовкой-то у вас такая лажа вышла? Я, конечно, не думал, что в будущем все будут обладать высокой боевой готовностью, но уж в прошлое-то, наверное, можно было заслать кого-то, кто хотя бы за себя постоять умеет?..
Ничего этого я им, разумеется, не говорю. Просто поднимаю рюмку с коньяком, потом делаю глоток кофе.
– И все-таки я никак не могу понять: чего вы так боитесь объяснить мне, что у вас произошло? – И, предваряя новые возражения, продолжаю: – Ведь космонавт хоть и не может исправить поломку, но почти всегда может объяснить, что у него сломалось, нет?
Леонид с неуклюже перебинтованной головой беспомощно смотрит на Светлану, потом начинает что-то путано говорить. Хотя я и не понимаю терминов, сыплющихся на меня как из рога изобилия, но чувствую, что он, мягко говоря, брешет. Еще несколько минут, а потом я интересуюсь:
– А что, судари мои, у вас так принято: врать без зазрения совести?
Леонид умолкает и делает глоток коньяку, запивает его кофе. Бляха муха, я ж курева-то так и не купил! От же гадство: теперь и коньяк не в коньяк…
Видимо, уловив мой мечущийся взгляд, Леонид вытаскивает из кармана кожаный портсигар.
– Олег, вы не возражаете, если я закурю? – И после моего кивка протягивает портсигар мне: – Угощайтесь.
Беру незнакомую толстую папиросу и с удовольствием закуриваю. Хороший табак. Сейчас таких не делают…
– Видите ли, уважаемый Олег, – его голос звучит как-то неуверенно, – мы, разумеется, знаем… ну, догадываемся, что у нас произошло, но вот рассказать вам… Вы уж поймите нас правильно: существуют некоторые этические запреты, не позволяющие нам рассказывать о себе абориге… жителям другого времени.
Спасибо, дорогие, уважили. Абориген, значит. Ну-ну.
– Знаете, милые потомки, что я вам скажу: вы у нас самые умные, самые прогрессивные, самые этичные, вот только боевым искусствам вас, верно, и вовсе не обучают. А зря – мы, аборигены, свирепы, злобны и страшны. Чуть зазевался – ам! и сожрали. И изнасиловали!
– После того, как сожрали? – пытается хорохориться Леонид.
– Как получится, – я усмехаюсь. – Слушайте, товарищи потомки, у вас что, военные конфликты кончились? Слава Создателю, но что, у вас и преступников нет? И навсегда забыто благородное искусство облегчения ближнему встречи с хранителем райских врат?
По тому, как они молчали, я понял, что, похоже, попал в точку. Черт возьми! Как писал Лем в одной из своих книг: «розовое ням-ням»!
Видимо, мое отчаянье передалось моим гостям и глубоко их растрогало. Леонид даже попытался пробормотать какие-то извинения, а Светлана… Не знаю, что у них там в будущем еще забыто, но могу с уверенностью сказать: искусство обращения женщин с мужчинами наши потомки не только не забыли, но и подняли на новый качественный уровень. Она так смотрела на меня, так прикасалась к моей руке, что я просто не в состоянии был сердиться или лезть с дальнейшими расспросами…
…Утро встретило меня ярким солнечным светом, пронзительно-голубым небом и светлыми волосами Светланы на моей подушке. Выдираясь из остатков сна, я с трудом вспоминал, как Светлана восхищалась моей способностью трижды перекреститься двухпудовой гирей, как Леонид, грустно вздохнув, отправился спать в одиночестве, а мы с моей гостьей тяпнули еще коньячку и начали старую как мир и вечно юную как мир игру в обольщение. Которая кончилась так же, как кончалась и во времена Хеопса, и во времена Суворова, и будет кончаться во все времена, покуда живы на земле мужчина и женщина…
Сейчас Светлана мирно спала, свернувшись калачиком и трогательно, по-детски, подложив под щеку кулачок. Я осторожно, боясь разбудить, встал с кровати и выглянул в большую комнату. Леонид тоже изволил почивать, разметавшись на диване. Тихонько натянув трусы и домашние джинсы, я попытался проскользнуть в туалет. Принятая накануне внутрь организма жидкость настойчиво и, я даже сказал бы, требовательно просилась наружу. Однако все еще колышущийся в мозгу алкоголь сыграл со мною злую шутку. Не пройдя по комнате и двух шагов, я зацепил ногой чемоданчик пришельцев и с грохотом растянулся на полу. Мне показалось, что даже стены вздрогнули от звука моего падения. Ох, как неохота вставать! Ведь наверняка сейчас увижу укоризненные глаза Леонида. Да и, пожалуй, Светланы. Но секунды летели, а ребятки что-то не спешили проявить свой гнев по поводу столь резкого пробуждения. Я, буквально по миллиметру, встал и огляделся. Удивительно, но пришельцы даже не проснулись. Вот что значит энное количество коньяку, введенное в неокрепшие тела «гостей из будущего»! Ладно, пускай ребятки отдохнут. Решив продолжить свой путь в направлении санитарно-гигиенических устройств, я сделал по комнате несколько шагов и почти достиг двери в коридор, как чертов чемоданчик снова «кинулся» мне в ноги. Слава Единому, на этот раз обошлось без падения! Вот же зараза! И как он тут очутился? Предыдущая «стыковка» произошла у стола. Ага, это же я при первом контакте его сюда зафутболил. Кряхтя, я нагнулся, чтобы убрать вредную вещицу с прохода. И тут же с досадой заметил, что двойное соприкосновение с моей ногой не прошло для чемоданчика даром – замок выдержал, а петли отвалились. Досадуя на себя, я попытался приладить их на место, но сделал только хуже – язычок замка последовал примеру петель. Черт возьми! Из какой дряни они там у себя в будущем вещи делают?! Схватив в охапку обе половинки и стараясь, чтобы содержимое не вывалилось по дороге, я отнес «инвалида» на кухню и почти бегом устремился в туалет. Вовремя!