Когда зрение прояснилось, она увидела перед собой высокого мужчину с почти черными волосами, в дорогом деловом костюме с безукоризненно повязанным галстуком.
Выражение его лица заставило Филиппу вздрогнуть: взгляд серо-стальных глаз словно пригвоздил ее к полу.
Преодолевая себя, она направилась к нему навстречу, не в силах оторваться от этого лица.
Облик этого человека поразил ее, и Филиппа едва заметно покачала головой, желая убедиться, что стоящий перед нею мужчина не видение и существует на самом деле.
Надо быть слепой, чтобы не заметить, с каким восхищением он смотрит на нее. Впрочем, она уже привыкла к такой реакции мужчин. И в большинстве случаев это вызывало раздражение. Со временем она даже научилась прятать свою привлекательность под невыразительной одеждой, редко пользовалась макияжем и затягивала буйные роскошные волосы в тугой пучок на затылке.
Внезапно выражение его лица изменилось, и оно словно потяжелело от какого-то неудовольствия. Нет, скорее даже презрения.
Внутри у нее все перевернулось, но она взяла себя в руки.
Вспомни, зачем ты здесь, скомандовала она себе, Ты стоишь на этой террасе за тысячу миль от дома только ради спасения мамы. Надо сделать все, чтобы она могла жить достойно, так, как заслуживает. А значит, нужно вытерпеть все, в том числе и этот презрительный взгляд...
Филиппа слегка улыбнулась и храбро посмотрела прямо в лицо стоявшему перед ней мужчине.
Дорогой костюм, черные, коротко постриженные волосы, золотой «Роллекс» на руке. Ну просто супермен. Должно быть, это партнер деда по бизнесу. Какой-нибудь один из тех богачей, которые только и думают, что о ценах на нефть...
Итак, он наверняка знает, что она нищая, незаконнорожденная дочка единственного сына Диего Авельяноса. Море презрения в его глазах ясно свидетельствует об этом.
Филиппа гордо вздернула подбородок. У нее собственное мнение о Диего Авельяносе. Если этот гордец, стоящий перед ней на огромной террасе деда, приличествующей скорее какому-нибудь дворцу, считает, что она не заслуживают такой чести, что ей до него? Пусть думает, что хочет!
И до самого Диего Авельяноса ей нет никакого дела. Никакого, кроме желания получить небольшую компенсацию в пользу женщины, с которой когда-то он обошелся так жестоко. Филиппа прикусила губу и насмешливо улыбнулась, что не укрылось от внимательного взора Энрике Сантоса.
Какая наглость! — подумал он. Похоже, эта девица не испытывает ни малейшего смущения по поводу своей профессии.
Отвращение, которое он испытывал к старику Авельяносу, невольно перешло на молодую женщину. Поэтому, когда она приблизилась к нему с вежливой улыбкой на лице (впрочем, не смягчающей холодного выражения глаз), На нее словно пахнуло ледяным ветром Арктики. Еще мгновение назад он казался ей весьма привлекательным, если не сказать красивым мужчиной, выглядящим на миллион долларов. А теперь перед ней стоял надменный господин, взирающий на людей свысока, как на вассалов, недостойных его драгоценного внимания.
Ах, так? Филиппа гордо тряхнула головой, и бронзовые кудри облаком всколыхнулись за плечами. Необоримое желание разозлить гордеца охватило ее.
— Привет, — хрипловато выдохнула она. — Мы раньше никогда не встречались, не так ли? Иначе я бы этого не забыла.
Инстинктивно она чувствовала, что такой тон разозлит его, и кокетливо протянула руку для пожатия. Филиппа знала, что после того, как подруга усердно потрудилась над ее руками, узкие кисти с длинными пальцами и миндалевидными, тщательно отполированными ногтями выглядят безукоризненно.
Энрике отступил на шаг назад. Ему была невыносима мысль прикоснуться к плоти, продающей себя богатому старику. Но где-то в подсознании он поймал себя на том, что его ноздри жадно ловят едва ощутимый аромат, исходящий от незнакомки, и этот странный, чуть хрипловатый голос чем-то неодолимо влечет его.
Он безжалостно отбросил прочь непонятные ощущения и мимоходом подумал, что девушка, судя по цвету волос, наверняка англичанка или ирландка. Что ж, с ее профессией такой цвет волос даст неоспоримые преимущества в Испании, где большинство женщин темноволосы.
Филиппа на мгновение остолбенела от неприкрытой невежливости и опустила руку. Но не в ее правилах было отступать. В конце концов, никакое презрение не помешает ей достичь поставленной цели.