* * *
Я никогда не собиралась быть детективом. Если честно, я даже не читала никогда подобное чтиво – это мама тащится от Чейза и Кристи. Поэтому сейчас я сидела, вылупившись на Ларикова, и пыталась «логически» осмыслить происходящее.
– Но ведь я не юрист, – робко проговорила я.
– Понимаете, Сашенька, мой практический опыт показал мне, что для того, чтобы расследовать преступление, не надо быть юристом. Кроме того, ваши задачи будут довольно скромными – иногда мне может потребоваться помощь в добывании каких-то сведений. И, ради бога, не пугайтесь так – в частные агентства обращаются в основном с семейно-бытовыми проблемами. Будем надеяться, что нам не придется сталкиваться с настоящими преступлениями!
Я судорожно глотнула, пытаясь подавить в себе нехорошее предчувствие, что Лариков жестоко заблуждается и все самые сложные преступления не преминут свалиться именно на наши с ним головы, и собралась отказаться. Я даже уже открыла рот, чтобы поблагодарить его от души и сообщить, что не смогу работать в агентстве, но…
Раньше, чем я успела все это выпалить, я отчего-то улыбнулась и сказала:
– Хорошо. Если моя кандидатура вас устраивает, я согласна…
* * *
Не знаю, что на меня нашло. Я даже не поинтересовалась, сколько буду получать за работу. Я даже не удосужилась уточнить, в чем, собственно, она будет заключаться! Неужели мама права и я – воплощение легкомысленности и неприспособленности к жизни? Как я вообще собираюсь заниматься тем, чем никогда в жизни не занималась?
– Так чем еще вы увлекаетесь? – долетел до моего затуманенного сознания голос Ларикова.
– Мотоциклами. Только я не люблю с ними возиться, я умею на них ездить…
Он удовлетворенно хмыкнул.
– А как насчет средств самообороны?
– У меня первый разряд по фехтованию. Еще я умею стрелять и владею карате.
Про последнее я немного приврала. Мои познания в этой сфере ограничивались одним-двумя ударами, которым обучил меня Пенс. В болевые точки ребром ладони или носком ботинка.
– Сашенька, вы созданы для этой работы! – воскликнул Лариков. – Компьютер знаете?
– Немного.
– Ничего, научитесь… Фотографировать умеете? С видеокамерой знакомы?
Здесь я честно могла признаться, что знакома. И фотографировать тоже умею.
Кажется, я ему понравилась. Он буквально пожирал меня восхищенными глазами.
– Теперь об оплате… Конечно, пока у нас не густо с деньгами. Мы работаем недавно, и наши гонорары невелики. Но – двести в месяц для начала вас устроит?
Я прикинула и поняла, что двести в месяц меня никак не устроит. И с сожалением собралась проститься, но он остановил меня:
– Долларов, Сашенька!
Я остановилась и вытаращилась на него. Подсчитав в уме, что для начала это совсем не плохо, я кивнула головой и сдалась окончательно, когда он добавил:
– Естественно, это без ваших процентов от ведения дела.
Так как с процентами получалось еще больше, чем двести долларов, я начала таять, как мороженое на солнце. Я сейчас была готова согласиться на любую работу – даже на эти его расследования. Бог с ним, как-нибудь выкручусь, в конце концов, надо попробовать, может быть, получится?
* * *
Вот так я устроилась на работу и до сих пор не понимаю, как Лариков распознал во мне детектива. Иногда я спрашиваю его:
– Ларчик, почему ты тогда взял меня?
Он хитро улыбается и, помолчав немного, говорит:
– Ты была такая смешная, что я просто не смог отказать себе в удовольствии наблюдать такую особу ежедневно.
Но это в шутку. А серьезно – он помалкивает, потому что боится, что я зазнаюсь.
Может быть, он прав. Хотя мог бы иногда сделать мне приятное, признав мои безусловные таланты! Но что с них, мужчин, возьмешь?
* * *
Как это ни странно, мое обретение работы никого особенно не обрадовало.
Первым делом я рванулась к своему лучшему другу Пенсу – Сережке Зинченко, который торчал в гараже, пытаясь привести в порядок свою «Судзуки». Последняя поездка отчего-то довела несчастную машину до такого изнеможения, что теперь бедняга Пенс печально разглядывал мотор с таким видом, как смотрят на безнадежно больного.
– Пенс, я устроилась на работу! – сообщила я ему, сияя.
Он меланхолично кивнул, не удостоив меня взглядом, и пробормотал:
– Я рад.
Я прекрасно видела, что радости он не испытывает.
– У тебя проблемы? – озабоченно поинтересовалась я.
– А? – поднял он на меня глаза. – Да нет, Сашка. Все в пределах нормы. Даст бог, выкручусь…
Меня обмануть довольно трудно – я чувствую, когда у человека дела в пределах нормы, а когда он близок к суициду.
– Пенс! – позвала я его опять. – Я же вижу, что тебя одолевают мрачные мысли о бренности существования. Если ты решил искать смысл жизни, то не затрудняйся. И умнее тебя народ головы положил, пытаясь найти ответ на вопрос «быть или не быть?». Лучше поведай старушке Александрине, что за напасти тебя одолели!
Бестолковое предложение! А то я не знаю Пенса – умирать будет, а промолчит. Не любит Пенс на других свои проблемы вешать, и никто его переубедить не может. Даже я – а уж мне-то Пенс верит.
Мы с ним дружим с самого детства. Так уж сложилось, что я его всегда защищала, потому что Пенс моложе меня на три года. Мне двадцать три, а ему двадцать. Сейчас наша разница в возрасте не бросается в глаза, а тогда он был маленький смешной парнишка с грустными глазами, как у олененка Бемби. Я же всегда была дикой и необузданной девицей. Папа называл меня «Валькирией», потому что, когда я неслась по двору с развевающейся гривой рыжих волос, впечатление было как от урагана. Так как воспитана я была на литературе, подобной книге Томаса Мэлори о короле Артуре и его рыцарях, в голове моей вечно гнездились мысли о несправедливо обиженных, коих я призвана была защищать. Дралась я неплохо. А мой бедный Пенсик был мальчиком интеллигентным и совершенно не способным ударить человека. Вот мы с ним и подружились тогда, и я на всю жизнь усвоила, что Пенс для меня как львенок для львицы – не приведи Господь обидеть его.
Так что сейчас Пенс молчал, а я прикидывала в уме, тренируясь для будущей работы, откуда, собственно, могли свалиться на бедную Пенсову голову неприятности. То, что они серьезные, я не сомневалась – Пенс не тот человек, чтобы по пустякам так озадачиваться.
* * *
Я не заметила, как стемнело. Все мои логические рассуждения ни к чему не привели, а завтрашний день должен был стать моим первым рабочим днем.
– Пенс, ты вредный, – наконец возмутилась я. – Неужели ты не хочешь, чтобы я помогла тебе?
– Ты не сможешь, – отрезал он.
– Ну конечно, – усмехнулась я. – Что же у тебя за проблемы такие, что никто их не может решить?
– Проблемы моей собственной глупости, – еле слышно выговорил Пенс и опять надолго замолчал, давая понять мне, что мое дальнейшее вторжение в его жизнь он посчитает бестактным и неуместным.
– Ну ладно, – вздохнула я. – Время уже позднее. Мне пора.
Я встала. Надежда, что Пенс одумается и расскажет мне о своей беде, меня не оставляла, но он только кивнул, не отводя взгляда от «Судзуки».
– Пенс, ты что, прощаещься с ним, что ли? – вскипела я. – В конце концов, завтра я выхожу на работу и бог знает когда смогу к тебе прийти, а ты не отводишь влюбленного взора от своего коняги! Есть у тебя в душе хоть что-то святое?
Пенс рассеянно посмотрел в мою сторону и пожал плечами.
Если бы я тогда была повнимательнее, я бы поняла, что он действительно прощался со своим железным приятелем. Но – увы! Моя голова была занята целиком предстоящей работой, приключениями и подсчетом будущих огромных, по моим понятиям, денег.
Поэтому я обиделась на его невнимание и вышла из гаража.
* * *
Улица встретила меня еще не остывшим от дневной жары воздухом.
Где-то в половине третьего ночи на город все-таки опустится прохлада, но сейчас, к сожалению, темнота еще не обещала облегчения.