Дверь в туалет он оставил открытой. Вот знакомо загудели трубы (пора менять сальник на кране, раздраженные этим воющим звуком соседи уже давно поставили диагноз и даже сами предлагали исправить кран), в раковине заплескалась вода. Потом все стихло. Журналист отчетливо вспомнил, что дождался тишины и только потом открыл кран на кухне.
Нервы…
Нервы.
Чертовы нервы!
Он налил в чайник воды ровно на два стакана, чтобы вода быстрее закипела, прибавил под ним газ. Помнится, вознамерился заполнить паузу, слегка повысив голос, чтобы не заставлять Янова переспрашивать: «Как добрались, Михаил Николаевич?»
Свисток чайника, щелчок ручки газовой горелки, затем стук дверцы кухонного шкафа, звон чашек и ложек (если прислушаться, можно расслышать шуршание чайных пакетиков…).
Журналист остановил воспроизведение, убедившись, что запись получилась качественной, едва ли не студийной (хотя какая там студийность на обычном кассетнике). Перемотав пленку вперед, он снова нажал на клавишу «Пуск».
«…несколько попыток внедрить своего агента в опергруппу».
Пауза. Резкий, но не громкий звук – это Янов сломал сигарету пополам.
«Принеси мне пепельницу, пожалуйста. Избавляюсь от пагубной привычки, понимаешь, и курю только по половинке».
Щелчок зажигалки. Покашливание… Андрей Маевский прослушал еще один аудиофрагмент – где-то в середине кассеты. Он словно опасался, что из записи выпадет хотя бы один незначительный кусок. Но нет, похоже, чувствительный микрофон не пропустил ни одного звука… Особенно четко, как ему показалось, прозвучал ключевой момент. Вот он:
«…У нас есть и другой вариант: вербовка внутри самой Структуры… Он более быстрый. Отличие в том, что внедряемый агент заслуживает полного доверия руководства, а вербуемый – нет».
«Вы уже подобрали кандидатуру?»
«Да…»
Маевский снова перемотал пленку на начало, вынул кассету и вложил ее в чистый конверт. Задумался на секунду, решая, заклеить его или оставить так, и оставил незапечатанным. Раздевшись до пояса и склонившись над ванной, он умылся, затем, перебрав полтора десятка рубашек, выбрал темно-серую с короткими рукавами, к которой идеально подошел темный полосатый галстук. Черные брюки, остроносые туфли, и он, подхватив «дипломат», шагнул за порог своей «двушки». Но через секунду вернулся, положил чемоданчик на стол, щелкнул замками и, открыв крышку, убрал в него конверт с кассетой. Он будто намеренно оставил его, и возвращение за кассетой что-то значило, он как бы подчеркнул этот важный в своей жизни шаг.
– Вот теперь все, – вслух сказал Андрей, закрывая позолоченные замки «дипломата».
Сегодня работы было невпроворот. Журналисту предстояло завершить работу над документами с пометкой «ОИИ» – для открытых источников информации: о пресечении службой канала вывода денежных средств за рубеж, о пресечении деятельности лиц, причастных к организации международного канала поставок наркотиков, о пресечении деятельности группы лиц, занимавшихся незаконным прослушиванием телефонных переговоров, и еще несколько документов с приевшейся уже «составляющей» – деятельность. Научную педагогическую деятельность вытесняли занятия в криминальной области, и все это не без подачи Управления программ содействия, в котором трудился на протяжении последних четырех лет Андрей Маевский.
Еще вчера он запланировал пару сверхурочных часов, но сейчас о переработке речь не шла в принципе, наоборот, он подумывал выкроить это время из рабочего графика. А завтра… Завтра он наверстает упущенное. Если потребуется, задержится на работе на два-четыре часа, а может остаться и до утра.
Маевский отложил в сторону папку с номером 270 и снял трубку телефона, когда на часах было четверть двенадцатого. Откатившись на кресле от рабочего стола и вытянув уставшие, затекшие ноги, он едва не уронил на пол телефонный аппарат – не хватило длины витого шнура. Придерживая его рукой, он снова подкатился к столу.
– Развлекаешься? – мимоходом поинтересовалась миловидная сотрудница Управления.
– Угу, – ответил Андрей, провожая ее глазами, затем поздоровался с абонентом, снявшим трубку: – Дмитрий Михайлович? Добрый день! Андрей Маевский из УПСа вас беспокоит.
– Чем обязан вашему вниманию? – быстро сориентировался собеседник на другом конце провода. И журналист отдал ему должное. Тот не промычал выжидающее «мм», не выдал что-то нечленораздельное вроде «я не заказывал информацию» или «у меня нет для вас информации». Единственно, в чем был уверен Маевский, так это в том, что Дмитрий Жердев от встречи с сотрудником Управления программ содействия не откажется.
«Похоже, выпал твой номер», – тихо прошептал журналист.
– Что вы сказали?
– Простите, это я не вам. Я звоню с рабочего места.
– Оставьте мне ваш номер – я перезвоню.
Журналист предвидел такой ход, сам он поступил бы так же. На то, чтобы пробить этот номер, у Жердева уйдут минуты. Ситуационный центр, который он возглавлял, был наделен полномочиями оперативного подразделения ФСБ или МВД.
Прошло четверть часа. За это время Маевский ответил на три внутренних вызова и сам позвонил в соседний отдел. Наконец раздался долгожданный звонок:
– Андрей Александрович?
Он точно помнил, что не назвал Жердеву свое отчество. Итак, сейчас глава Структуры имел на руках стартовую информацию на журналиста. И в зависимости от степени важности темы беседы досье журналиста пополнится новыми данными.
– Да, это я.
– У меня плотный график. Вы сможете подъехать ко мне прямо сейчас?
– Пожалуй, да.
– Тогда до встречи.
Журналист дождался, когда трубку первым положит Жердев, и только потом опустил на рычаг свою. Бросил взгляд на часы: неторопливым шагом дойдет до офиса Ситуационного центра к двенадцати часам. Прихватив с собой «дипломат», Маевский зашел в кабинет шефа.
– Я на обед. Не возражаете, если задержусь на час-полтора?
– Напомни мне об этом в день получки, – мрачно отшутился начальник отдела, выпускник МГИМО и несостоявшийся дипломат.
Контрольно-пропускной пункт в Структуре был лишен оригинальности: ворота для въезда машин и, собственно, проходная. Внутри помещения – барьер-конторка, за которой явно скучал полноватый караульный в коричневатой полувоенной форме, походивший на неонациста, да еще и с косой «гитлеровской» челкой. Через распахнутую дверь журналист разглядел ярко освещенную лестничную клетку и начало бетонного марша, ведущего наверх.
– Мне назначено, – сказал он дежурную фразу, опустив приветствие. – У вас есть регистрационный журнал?
– Интересно было бы взглянуть на него, – ответил караульный. – Ваше имя?
– Андрей.
Караульный коротко хохотнул:
– Поднимайтесь по лестнице на второй этаж, Андрей, вас ждут.
«И только там кто-нибудь всерьез поинтересуется моей личностью», – чуточку задетый за живое и разочарованный Структурой, подумал журналист.
– Моя фамилия Маевский, – просветил он караульного, поднявшись на пару ступенек. – Ма-ев-ский.
– Хорошо, запомню. Может, в кроссворде когда-нибудь встретится.
На втором этаже журналиста действительно ждали. Третья по счету дверь была распахнута, в дверном проеме стоял высокого роста человек и делал знаки, поторапливая посетителя.
– Мы с вами встречались раньше? Лицо мне ваше знакомо. Здравствуйте, – надергал фраз Жердев.
– Добрый день. Скорее всего, мы видели друг друга мельком, но не встречались, – ответил журналист, проходя в кабинет Дмитрия Жердева.
Кабинет был необычным, и особенность его заключалась не в размахе, а в двух деревянных пиллерсах, поддерживающих потолок. Это здание старой постройки, такие колонны были сквозными, то есть проходили через всю внутреннюю часть и поддерживали потолок как первого, так и второго этажей. Наголовники пиллерсов походили на исполинские каркасы зонта: один из них, тот, что ближе к выходу, был приспособлен под вешалку, на нем нашли себе место серый плащ и старомодная шляпа. Вряд ли Жердев когда-нибудь надевает эти вещи, продолжал анализировать наблюдательный журналист, разве что на костюмированный бал.