Обыскав охранника, Виктор, к своему удивлению, обнаружил еще один пистолет – компактный Коровина, крепящийся к икре при помощи самодельной упряжи и скрытый штаниной. Он был разработан в 1926 году и состоял на вооружении сотрудников НКВД и Госбанка СССР. Отличный пистолет для скрытого ношения. Биленков сунул его себе в карман и продолжил обыск, надеясь найти ключи от дома, что намного облегчило бы задачу опергруппы, но нашел только ключи с брелоком от автомобиля. Из удостоверения личности, обнаруженного в пиджаке, перекинутом через спинку стула, он выяснил имя убитого и произнес его вслух:
– Сергей Васильевич Никифоров. Звали бы его Сезамом… – потом бросил взгляд на тело, простершееся у его ног, и тут же обратил внимание на залитый кровью карман рубашки. В нем оказалась пластиковая карта. – Новинка, – пробормотал он себе под нос. – Сантиметр вправо, и Хэнк лишил бы нас ключа.
– Я здесь, – напомнил о себе Хатунцев. – Можешь обращаться ко мне напрямую.
– Угу, – кивнул Биленков и бросил взгляд на часы.
Зачистив тыл, опергруппа поспешила к главному объекту.
Вот она, новинка: панель сканерного замка. Билл вставил карту в щель считывающего устройства и впился глазами в экран панели: сработает или нет? Секунда, и на экране высветилось «открыто», а мгновением позже щелкнул язычок замка. Только бы они не заперлись изнутри… С этой мыслью Билл потянул дверь на себя.
Массивная, бронированная и довольно узкая, оснащенная еще одной новинкой – амортизатором, она подалась легко, и Виктор вбежал в дом. Вслед за ним, не издавая ни звука, проникли внутрь остальные оперативники и выстроились вдоль коридорной стены, прижавшись к ней. В этом узком «тоннеле смерти», где огонь вооруженных охранников мог нанести группе тяжелый урон, они задержались лишь на пару секунд.
Генералу Болдыреву в эту ночь не спалось. Включив настенный светильник, он встал и вышел из спальни. Первым делом заглянул в одну детскую, в которой спала его старшая дочь, потом в другую – к младшей. Она тихо сопела, обняв плюшевого медведя. За последние полгода генерал не помнил ни одной ночи, когда бы вот так, как сегодня, не сделал бы обход. На ноги его поднимала тревога, он всем нутром чувствовал опасность, притаившуюся за порогом его дома. Отослать детей к родственникам не было возможности – они тоже опасались за свою жизнь и натурально открестились от него, назвав «гэкачепистом», к тому же детей, когда они рядом, защитить намного проще. А тут еще огромная сумма денег, которая могла привлечь сюда бандитов всех мастей. Генерал едва выдерживал этот груз, но отказываться от намеченной цели не собирался. За ним – будущее, под таким лозунгом за него пойдут голосовать те, у кого осталась совесть, а таких в стране пока еще было большинство.
Он насторожился, потянув носом, и уловил аромат свежего воздуха – видимо, где-то было открыто окно. Он решил посмотреть, может, кто-нибудь из охранников открыл его или же кто-нибудь вышел из дома.
Затянув потуже пояс на халате, спустился по лестнице, всматриваясь в тускло освещенный холл и думая при этом, что количество светильников можно было бы увеличить.
В этот момент дверь в столовую открылась, и генерал увидел старшего офицера охраны. Он окликнул его по имени, но тот даже не повел головой в его сторону, стоял, как вкопанный. Куда он смотрит?
Генерал проследил за его взглядом, и волосы у него на голове встали дыбом при виде смерти, прижавшейся к стене. Прежде чем прозвучал первый выстрел, он успел развернуться и кинулся вверх по лестнице. Пули простучали по перилам и по стене, отбивая от нее куски штукатурки, а генерал казался завороженным. Путь наверх был коротким, но Болдыреву казалось, что он будет подниматься по лестнице вечно. В такт его шагам внизу отработало какое-то оружие, и даже он, военный, не смог определить его тип, хотя в спокойной обстановке, на том же полигоне, с большей долей вероятности назвал бы 40-миллиметровый гранатомет. Гранаты отскакивали от стены и падали на пол. Зашипела одна, выпуская облако слезоточивого газа, другая. Генерал не мог остановиться и, задержав дыхание, влетел в это ядовитое облако, мгновенно потеряв ориентацию, как будто его закружили с закрытыми глазами. Руками нащупал стену и пошел вдоль нее. Один шаг, второй, и нога его провалилась, а сам он скатился вниз по лестнице. Через пару минут открыв глаза, которые показались ему протезами, он ничего не увидел, зато слышал все. Сверху раздался громкий крик жены, потом ее раздирающий кашель, стук упавшего тела. Генерал что-то выкрикнул, но крик его потонул в автоматной очереди. Внизу завязалась перестрелка. Громкие выстрелы против едва различимых…
Лебедев в упор смотрел на охранника, на сигарету у него во рту, а когда она упала на пол, придавил спусковой крючок «кипариса». Он выступил своеобразным стартером и буквально завел команду. По генералу отстрелялись Хатунцев и Андреасов, к ним примкнул сам командир со своим грозным оружием. Еще не успела «выпустить пар» последняя граната, а он уже начал ставить дымовую завесу на первом этаже. Из столовой поперли, как тараканы, охранники. Двоим удалось вырваться и открыть огонь. Лебедев припал на колено и ответил длинной очередью, загоняя охранников обратно. Стоны, мат, крики. Приказ приглушенным, сквозь противогаз, голосом:
– Кравец, со мной наверх! Остальные работаем внизу!
Лебедев добил короткой очередью корчившегося на полу охранника и сменил магазин. Старый Хэнк рванул в столовую, расчищая себе путь форсированными очередями. Его прикрывал Шевкет, со стороны казалось, что он прятался за его спину, но это только казалось: в столовую они входили по той же схеме растекания вдоль стен. Хэнк ушел влево, Шевкет – вправо, поливая помещение плотным огнем. Лебедев подчищал за ними прицельными выстрелами: добил второго и третьего. Еще один выдал себя стоном, и Лебедев прекратил его мучения короткой очередью из «кипариса». Другого прикончил Андреасов.
– Слушаем! Считаем! – взял на себя функции командира Хатунцев.
Они прислушивались, готовые снова открыть огонь по затаившемуся противнику, и считали убитых.
– Четверо!
– Есть четверо!
– Двое в холле!
– Шестеро!
Один остался лежать в караульном помещении. Всего семь человек. Согласно оперативным данным, охрана генерала составляла от шести до восьми человек.
– Семь! – снова громко, чтобы слышали все члены команды, выкрикнул Лебедев.
Андреасов и Хатунцев прошли на кухню, страхуя друг друга, и вернулись, никого там не обнаружив. Хэнк отослал Лебедя в подвал, сам остался наверху, и первое, что сделал, это настежь распахнул окно, проветривая помещение.
Генерал лежал на площадке, вывернув руку, и тщетно пытался подняться на ноги. Другой рукой он то ли закрывал лицо, то ли робко показывал вверх. Биленков пустил очередь ему в голову, и пули как будто прошли через растопыренные пальцы Лесника. Его челюсть двигалась, как будто он хотел что-то сказать, но то были предсмертные судороги.
В коридоре на втором этаже лежала женщина. Она была без сознания. Биленков перешагнул через нее, отдавая ее Кравцу, и услышал за спиной прошипевшую автоматную очередь. Знаком дал ему команду – идем направо, и открыл одну дверь. Спальня. Постель разобрана. В комнате никого. Скорее всего, на этой кровати спала та женщина, которую они с Кравцом оставили в коридоре. Биленков задержался в этой комнате – один, поскольку «зачистка» теперь, когда охрана была обезврежена, носила сугубо формальный характер. На скрипнувшую дверь платяного шкафа он отреагировал моментально: вскинув «кипарис», отстрелялся по нему длинной очередью, опустошая магазин. Сместившись в сторону и припадая на одно колено, выхватил пистолет, но тотчас опустил его. Дверца платяного шкафа распахнулась, и Виктор увидел девушку лет семнадцати. Ее ночная сорочка была в крови. Она держала руки на груди и тряслась, как от холода. Девушка была уже мертва, только не знала этого. Билл не мог оторвать от нее взгляд; длилось это считаные мгновения, а ему казалось, прошли минуты. Он вышел из спальни, когда ноги ее подогнулись, и она завалилась на бок.