Он набрал нужный номер, и Романенко сразу снял трубку.
— Я ждал вашего звонка.
— Что-нибудь случилось с Труфиловым? — спросил Дронго с тяжелым вздохом. Несколько секунд Романенко молчал, ошеломленный его вопросом, потом выдавил:
— Откуда вы знаете?
— Я ничего не знаю. Просто спрашиваю. Вы говорили, что десятого Труфилов улетает в Берлин на заседание суда для дачи свидетельских показаний. Самолет Аэрофлота вылетает в Берлин в одиннадцать двадцать пять. Рейс сто одиннадцать. Такие данные я держу в голове. Вы позвонили в половине одиннадцатого, зная, что в это время я обычно сплю. Значит, случилось нечто непредвиденное. Для вас, человека, увлеченного своей работой, самое важное сейчас — это показания Труфилова и выдача вашему ведомству Евгения Чиряева. Что случилось, Всеволод Борисович?
— Иногда мне кажется, вы ясновидящий, — пораженный, сказал Романенко, — в ваших логических построениях есть нечто дьявольское. Вам никто этого не говорил?
— Говорили. И не единожды. Но чаще меня проклинали преступники, против которых я обращал подобную логику. Так что же произошло?
— Труфилова убили, — сообщил Романенко.
На этот раз умолк Дронго.
— Вы меня слышите? — спросил встревоженный Всеволод Борисович.
— Слышу, — мрачно ответил Дронго, — выходит, все наши усилия по доставке его в Москву пошли прахом.
— Ума не приложу, как это произошло. Труфилова застрелили прямо в аэропорту. В зале для официальных делегаций, где его охраняли два офицера ФСБ. Один из них, кстати, тоже убит. Второй сейчас дает показания.
— Понятно, — очень расстроенный, пробормотал Дронго, — вся наша работа коту под хвост.
— Что? — не понял Романенко.
— Ничего. Значит, теперь все сначала?
— Не знаю, — признался Романенко, — впрочем, я не намерен больше вас беспокоить. Просто хотел сообщить о случившемся. Мы и так перед вами в долгу за вашу апрельскую поездку. Мы не вправе оплачивать вам отели, в которых вы останавливались. У нас строгий лимит на расходование командировочных средств. Тем более мы не можем оплачивать услуги частного эксперта, каковым вы являетесь. Извините, что все так произошло.
— Что вы намерены делать? — осведомился Дронго.
— Прежде всего постараюсь найти убийцу Труфилова и узнать, кто именно нас выдал. Двенадцатого надо быть в Берлине на заседании немецкого суда, рассматривающего нашу просьбу о выдаче арестованного Чиряева. Адвокаты, которых он нанял, не только не позволят выдать его нам, но постараются освободить от уголовного преследования, оправдав по всем статьям. Это будет нашим поражением, Дронго, но без Труфилова ничего нельзя доказать. Очень жаль, что так получилось.
— Нужно бороться, — упрямо сказал Дронго, — они не должны победить. Предъявите свидетельские показания Труфилова. Вы ведь наверняка их зафиксировали.
— Немецкий суд потребует предъявить им свидетеля, — возразил Романенко, — они не всегда доверяют нашим документам и показаниям наших свидетелей, полученным в Москве. На Западе считают, что у нас все еще применяются средневековые пытки для выбивания показаний, в том числе и свидетельских.
— В этом есть доля истины, — мягко заметил Дронго.
— Доля, может, и есть, — согласился Романенко, — но случаи эти исключительные, и по ним немедленно проводится служебное расследование. Вы же знаете, что в прокуратуре давно не прибегают к подобным методам. Иногда срываются офицеры милиции, но мы их за это строго наказываем. Впрочем, все это лирика. Спасибо вам, Дронго, за помощь.
— Вы позвонили только для того, чтобы сообщить мне о смерти Труфилова и поблагодарить за помощь? — резко спросил Дронго. — Или же думаете, что мне нравится проигрывать?
— Вы не проиграли, — возразил Романенко, — вы нашли Труфилова, то есть сделали все, что от вас требовалось. Не ваша вина, что мы не уберегли его от наемного убийцы…
— Я прямо сейчас еду к вам, — перебил его Дронго, — и хватит говорить о моих гонорарах. Порядочные люди должны помогать друг другу. Вы можете оформить меня в вашу группу в качестве советника или эксперта. Высшее юридическое образование я имею. А деньги для меня не самое главное в жизни. Прежние гонорары не дадут умереть с голода. Так что не беспокойтесь. Итак, до скорого.
— В таком случае высылаю за вами машину, — сказал Романенко, — в аэропорту уже работают наши люди.
— Кто руководитель группы?
— Андрей Андреевич Соколов. Следователь по особо важным делам. Он уже там. Галина Сиренко тоже. Она все еще входит в мою бригаду. К нам прикомандировали нескольких офицеров милиции, если помните.
— Жду вас через пятнадцать минут, — бросил Дронго и добавил: — Если честно, вы ведь были уверены, что я поеду?
— Да, — чуть помедлив, ответил Романенко, — почти на все сто.
Дронго положил трубку. Последние слова Романенко его порадовали. И даже очень.
Москва. 10 мая
Все готово. Через сорок минут за ними заедет машина и они отправятся в аэропорт, где их уже ждут. Никто не должен знать, что они вылетают в Берлин. Обычный пассажирский самолет, совершающий рейс по маршруту Москва—Берлин, уже через два часа доставит их в столицу Германии. Если все пройдет благополучно, он выступит в германском суде двенадцатого мая и на следующий день вернется в Москву.
Он посмотрел на себя в зеркало. Ему было под сорок. Мешки под глазами, почти седые усы, отекшие ноги, выпирающий живот. Он вздохнул. Смотреть неприятно. Бывший офицер военной разведки Дмитрий Викторович Труфилов в свои сорок почти потерял форму: куда девалась его военная выправка, статная когда-то фигура? К тому же после контузии, полученной десять лет назад в Афганистане, у него постоянно болела голова и поднималось давление.