– Пожалуйста, для хорошего человека ничего не жалко. По последним данным алкогольная болезнь – болезнь нарушенного обмена по типу дешёвой энергии. Простыми русскими словами: спирт – самый калорийный продукт в мире, посмотрите любой учебник. Допустим, мы съедаем кусок хлеба, он содержит 800 килокалорий, но для того, чтобы его переработать, организм вынужден затратить 600 килокалорий, то есть, чистыми мы получаем 200 килокалорий (800–600=200). То есть, из мяса, рыбы, хлеба, сыра и т. д. мы достаём пятую несчастную часть. А, выпивая рюмку водки или бутылку пива, которые содержат 800 килокалорий, наши 790. Только 10 килокалорий тратит организм на переработку спиртного. Получается, что самый калорийный продукт в мире – спирт. Потом следует уксус и далее по убывающей. Вы печку, чем будете топить? Сырыми дровами или сухим каменным углём? Ответ очевиден. Сухим каменным углём – тепла больше. Организм, как любая система стремится затратить как можно меньше энергии, а получить как можно больше. Вторая проблема в том, что предрасположенность к дешёвой энергии в России – 86 %, у финнов – 92 %, у чукчей, эвенков, эскимосов и других северных народов – 100 %, а у испанских басков – 0 %. Ни один ни зафиксирован. А на Кавказе ни одной белой горячки у коренного населения не отмечено. То есть, генетическая предрасположенность определяет развитие болезни, а никак не воспитание или злая жена. Если у парня родители страдали алкогольной зависимостью, он в группе риска. То же относится к близким родственникам: дяди, тёти, двоюродные деды и прочая родня, злоупотребляющая алкоголем, должна навести вас на мысль, что у вас может быть неблагоприятная наследственность. Вы, являясь носителем этих генов, тем не менее, себе ни в чём не отказываете. Сегодня пивка, завтра водочки, послезавтра коньячку. С энергетической точки зрения вы методично подсаживаете свой организм на дешёвую энергию. И на определённом этапе вам это удаётся. На самом деле, все прекрасно помнят: в 1999 году он выпивал один день, и на этом прекращал. А уже в 2000 – следовал запой три дня. Дяденька начинает психологизировать: жена такая сякая, начальник козёл, компания тёплая подобралась, уходить не хотелось. Всё это отговорки, организм индивидуума пересел на другой вид энергии – более дешёвый. С этого момента начинаются запои. Не пьёт человек, нет проблем. Попала капля – тушите свет. Ведь теперь для такого мужичка нет водки и портвейна, коньяка и самогона. Есть только дешёвая энергия. Заметили, что пьющие люди сразу перестают есть, мгновенно пропадает аппетит. В защиту этой теории также говорит то, что описано множество случаев, когда запои начинались после принятия настоек. То есть, пациент накапает корвалол на сахар, чтобы поддержать сердечную деятельность, а в результате уходит в запой. Он ни сном, ни духом не собирался пить, но капли внешнего алкоголя хватает, чтобы завести процесс утилизации дешёвой энергии.
– И что же делать? – удивился Валентин.
– Изначально сознательно урежать приём спиртного, чтобы не пересесть на дешёвую энергию. А если уже пересел, это как сахарный диабет. Процесс необратим и с этим придётся жить до гробовой доски. Потом как-нибудь про ферменты расскажу.
И вот наступил день Программы. Вот так, с большой буквы она именовалась во всех средствах массовой информации. Сева выглянул в окно. Народ уже с утра разминался пивком, готовился встречать Программу во всеоружии.
– Все пропью, гармонь оставлю! – неслось с улицы.
«Наверное, Витюша зажигает», – подумал Крылов. Виктор Ушанкин, Севин сосед являл собой яркий пример российского алкоголика: метр с кепкой, худой как щепка, жилистый как крабик. Трезвым его Крылов не видел никогда. На что Ушанкин бухал было непонятно. Так же как и его лучший друг Серафим Троекуров. Серафим и зимой, и летом ходил в меховой шапке, даже в самую лютую жару. Дворянская фамилия ко многому обязывала, и Троекуров никогда не распивал на улице. Может, столбовое дворянство не позволяло, а может, один раз отведав милицейских дубинок, Троекуров сделал вывод, но весь двор знал его слабость. Когда все тихо и мирно распивали в песочнице, то с Троекуровым чокались заранее, а пить он бежал в ближайший подъезд. Явившись оттуда с шальными глазами и запотевшим носом, он молодцевато бросал пластиковый стаканчик оземь как гусар и обязательно давил его каблуком. Многие не одобряли такой его расточительности и даже неоднократно хватали за грудки. Пустое. Троекуров скорее соглашался быть битым, чем отказаться от своего гусарства. Такая его размашистость, с другой стороны, вызывала уважение собутыльников, тем более что Троекуров первым кидал деньги в бейсболку на общак и никогда не требовал сдачи. Сева вышел послушать, о чём говорят «лучшие» представители народа. Так и есть, они обсуждали сегодняшнюю Программу.
– Мать их иттить, – говорил заплетающимся языком Витюша, – они хотят, чтобы вся Россия завязала.
– Они много чего хотят, – Троекуров был настроен философски.
– Этого не будет ни-ког-да, – Ушанкин рубил воздух ладонью как саблей, – Россия и пьянство едины, мать их иттить.
– Докажи? – Троекуров решил приподняться, и, не удержавшись, ткнулся головой в песочницу.
– Чего доказывать? – Витюша не любил много говорить, он хотел выпить, – лучше скажи, у тебя деньги есть?
– Деньги? – донеслось из песка, – откуда у страуса деньги?
– У какого страуса? – не понял Ушанкин.
– У такого, – глухо зазвучало из песка, – это я страус. Голову в песок спрятал, а корма наружу. Помоги стать человеком. Протяни товарищу руку.
– Да как я тебе помогу, если у тебя руки в песке?
– Ну, тогда пни посильнее.
– Это можно, мать иттить.
Ушанкин пнул Троекурова ногой и тот, вздымая песчаную пыль, завалился на бок.
– Фу, думал, задохнусь.
– У тебя деньги есть? – не унимался Витюша.
– Есть, – Троекуров от радости, что вновь стал человеком, сделал попытку выпрямиться во весь рост. Увы, попытка не удалась. Вновь голова, перевесив задницу, повлекла Троекурова в песок. Отчаянные попытки сохранить вертикальное положение успехов не имели, и снова, Троекуров так и не успев стать человеком, превратился в страуса.
– Помоги, – захрипел, так и не определившийся с биологическим видом, пьяный в умат Троекуров.
– Братан, держись, – напутствовал друга Витюха, запустив руку ему в карман и вытащив деньги, – я сейчас. Ты только три минуты продержись.
– Три минуты продержусь, – уверенно бросил Серафим из песка, – ты, главное, стаканчиков побольше возьми, я сегодня кутить буду.
Витюша поскакал к магазину.
«А может, я зря себя накручиваю», – задумался Сева – «никакая Программа этих алконюг не проймёт. Как керосинили, так и будут керосинить. А я панику развожу, на амбразуру кидаюсь. А страусы, между прочим, никогда не прячут голову в песок». Троекуров медленно завалился на бок, свернулся калачиком, и, сунув ладошки под щёку, уснул сном младенца.
– Троекуров, стань человеком, – крикнул ему Сева и пошёл к загородному имению Алексея Михайловича, где прошло детство Петра Великого. Это должно было настроить на лирический лад. Хотя с лирикой сегодня не получалось. Пьяные гастарбайтеры горланили песни и задирали прохожих. Интересно, подобное творится только в Измайлово, или везде так? Такое ощущение, что шесть дней в неделю из приезжих пили кровь все кому ни лень, но в воскресенье, приняв на грудь, они чувствовали себя завоевателями большого города, стаей Самсонов, разрывающих пасти «мэстным» хлюпикам. Милиции как всегда не было, и Сева на всякий случай переложил шокер из сумки в карман. «А этим на Программу вообще начхать, они из других сопредельных государств», – резонно решил Андреич. Теперь оставалось проводить жену в Черногорию и ждать развития событий. После аэропорта Сева решил поехать на дачу, посмотреть на происходящее из глубинки.